Синдром отчуждения

Собралась с силами и более-менее успешно принялась карабкаться вверх.

А там, как и ожидалось, — ржавая железная дорога и лес, темный, давящий грозно со всех сторон.

«Да когда уже начнется дождь?! — Лили чувствовала, что уплывает куда-то, и усиленно заморгала. — Только бы не потерять сознание.

Но так хочется».

«Стало светлее. Странно»… — заставила себя поднять взгляд Лили. Впереди деревья расступались, и бежавшая по сухой траве железная дорога упиралась в… дома?!

Девушка заморгала, не веря своим глазам: «Только бы не пропало!» — остановилась на секунду и тут же рванулась вперед.

Один год, два месяца, двадцать два дня, четыре часа и семь минут до начала отчуждения.

На снежно-глянцевой бумаге — две девушки среди книжных полок. Одна приложила к уху сотовый, другая же забралась на переставную лестницу и осматривает верхние стеллажи.

На черно-белой фотографии начинают проступать цвета.

Девушка на лестнице щеголяет в светлой футболке с темным… нет, уже ультрамариновым, утыканным блестками тиснением в виде буквы «V». Вокруг пояса обвязана рубашка в морковно-белую клетку. А ноги в бежевых бриджах уверенно держатся на узких ступеньках бежевыми же кедами, над которыми вытянулись белые носки.

Ей жарко — на лбу выступили бусины пота. Длинные светлые волосы несколько слиплись и, хотя остальная фотография неподвижна, челка слабо шевелится, как от ветерка.

Девушка с телефоном одета в дымчато-синие, почти угольного окраса джинсы и серую футболку с капюшоном, спереди на которой беззвучно рычит черная мордочка тигра. На ногах лазоревые босоножки.

Фотография вздрагивает и оживает, ванильным ароматом книг наполняет воздух.

Будто издалека вплывают звуки…

— … ты не забыл? Да, про завтра, — Кира левой рукой держит у уха телефон, а правой теребит блестящую застежку пояса. — Что? Да, в центральном концертном зале. Лили у нас теперь птица высокого полета, — ехидно заканчивает девушка, нарочито грозно прищурив глаза на зависшую под потолком подругу. Лили невозмутимо хмыкает и продолжает осматривать книги.

— Да, хорошо! Все, давай, до завтра. Не опоздай! Целую! Пока, — Кира убирает телефон в карман джинсов.

— Может лучше спросить про этого твоего виконта, или как его там, у консультантов?

— Кира, курица ты глупая! Я тебе уже раз пятьдесят сказала, что книга называется «Виконт Де Бражелон», — Лили делает вид, что хочет бросить в подругу чье-то творение. — И что, я не в состоянии сама отыскать книгу?

Нахохлившись, как попугай, и плохо пряча улыбку, Лили продолжает исследовать полку.

Кире нравится ощущать хоть в чем-то превосходство над подругой — Лили никогда бы не призналась, но она стесняется говорить с незнакомыми людьми.

— Я тебе рассказывала, что мы с Дени…

— О боже! Опять мы с Денисом то, мы с Денисом се, — Лили утомленно закатывает глаза. — Я уже два месяца слышу, какой он замечательный. Как там: «Не пьет, не курит и с балкона прыгает»?

— Да погоди! Я не…

— И работает он старшим помощником младшего помощника какого-то там зам Генерального директора, — Лили с силой пытается запихнуть очередную книгу на место, но та не поддается.

— Нет, я…

— Что в будущем сулит ему большие перспективы.

— Сто…

— И что вы с ним трахаетесь каждый день без перерыва, — Книга едва-едва влезает в щель.

— Лили!

— И что он скоро к тебе переедет.

— ЛИЛИ!

— И едите вы с ним из одной тарелки.

— Проклять…

— И волосы ему по утрам причесывают канарейки. — Кира обреченно замолкает, — а гадит он исключительно бабочками семейства Парусников. Кхм. Так что ты хотела сказать? — Лили невинно улыбается, помаргивает.

А Кира смотрит на подругу и в очередной раз не может отделаться от ощущения, что напускное веселье — просто-напросто тошнотворная маска. Под которой, за этими печальными алебастровыми зеркалами, душа Лили бьется в истерике.

— Я хотела сказать, что он страшно неуклюжий! Помнишь, как он вывалил на тебя чай в том кафе, когда мы познакомились? Он все время что-то задевает, роняет. Прям слон какой-то! — Кира пытается изобразить весело-возмущенный вид, но чувствует, что не в силах улыбаться.

«Все слишком далеко зашло. И я тоже виновата…

Она же моя подруга! Я должна что-то сделать! Но что?!»

— … а вчера он разбил бабушкин сервиз! — продолжает она зачем-то говорить. — Весь! Помнишь, тот, что она подарила мне на восемнадцатилетие? Ну, ты представляешь?

— Да? Все равно он мне не нравился, — невозмутимо отвечает Лили, — Чееерт!

Лили на цыпочках, в позе шаолиньского монаха, проводящего «удар семи ветров», дотягивается до верхней полки и выхватывает оттуда книгу. Спрыгивает на пол, уверенно спружинив на крепких и невероятно длинных ногах.