Добавить в моё избранное
127 мин, 6 сек 11688
Слева — окна с такими же зелено-коричневыми шторами по бокам. В центре — стол и черно-белое фото Брежнева за ним. Справа — фаршированные папками шкафы.
Листы с расписаниями, планерки. Привычные будни школы-интерната.
Где же располагались жители города той зимой? В каком-то из классов? Или в комнатах детей?
«Спортзал?»
И почему так нужно знать, что здесь случилось? Будто собственная судьба ее не волнует.
— Тебя уже вообще мало что волнует.
— Исключительно ты.
— Взаимно.
Девушка села за стол директора и аккуратно положила обе руки перед собой.
Обычная жизнь. Мелькающие остервенело картинки. Как проносящиеся в окне автобуса пейзажи.
Последние казались размытыми, как растекающаяся по лицу тушь, — наполненные безумным бегом от всего, что она знала раньше. Только куда? Зачем?
Что она искала в этих городах? Спокойствия? Душевного равновесия? Ответов?
Сейчас девушка чувствовала лишь разбитость и опустошение.
Судьба Перворечинска так увлекла потому…
«Потому что моя жизнь уже давно закончилась».
Лили была той бестелесной тенью, что мечется по земле и не знает покоя.
Жалким, ничтожным призраком самой себя.
Три месяца, двадцать три дня, пять часов и шесть минут до начала отчуждения.
За окном чирикают как полоумные воробьи, тает под весенним солнцем снег, и бегут ручьи. Все вокруг просыпается от зимней спячки и бурлит жизнью. А Кире в который раз кажется, что природа издевается над ней.
«Дышать трудно».
Девушка открывает форточку, и с улицы долетают пение птиц и шум машин, смешавшиеся со свежим весенним воздухом.
Денис в соседней комнате собирает свои вещи. Слышно, как громко хлопают дверцы шкафов. Зло хлопают.
Он выносит очередной чемодан и ставит в прихожей. Волосы надо лбом спутались и слиплись от пота.
— Так и уйдешь молча? — прилагая усилия, чтобы голос звучал ровно, спрашивает Кира.
Денис смотрит на нее. Снимает очки, вытирает вспотевший лоб и возвращает очки на место:
— Я тебя предупреждал. Начни жить. Но ты не изменилась.
Внутри растет бессильная злоба. Хочется ударить его за тупость.
— Ну да, я во всем виновата, — отворачивается Кира. К горлу подступают слезы. — Я только одного не пойму. Когда ты со мной познакомился, я была такая же. Почему же тебя это не волновало?
— Тогда ты к чему-то стремилась, чего-то хотела.
Листы с расписаниями, планерки. Привычные будни школы-интерната.
Где же располагались жители города той зимой? В каком-то из классов? Или в комнатах детей?
«Спортзал?»
И почему так нужно знать, что здесь случилось? Будто собственная судьба ее не волнует.
— Тебя уже вообще мало что волнует.
— Исключительно ты.
— Взаимно.
Девушка села за стол директора и аккуратно положила обе руки перед собой.
Обычная жизнь. Мелькающие остервенело картинки. Как проносящиеся в окне автобуса пейзажи.
Последние казались размытыми, как растекающаяся по лицу тушь, — наполненные безумным бегом от всего, что она знала раньше. Только куда? Зачем?
Что она искала в этих городах? Спокойствия? Душевного равновесия? Ответов?
Сейчас девушка чувствовала лишь разбитость и опустошение.
Судьба Перворечинска так увлекла потому…
«Потому что моя жизнь уже давно закончилась».
Лили была той бестелесной тенью, что мечется по земле и не знает покоя.
Жалким, ничтожным призраком самой себя.
Три месяца, двадцать три дня, пять часов и шесть минут до начала отчуждения.
За окном чирикают как полоумные воробьи, тает под весенним солнцем снег, и бегут ручьи. Все вокруг просыпается от зимней спячки и бурлит жизнью. А Кире в который раз кажется, что природа издевается над ней.
«Дышать трудно».
Девушка открывает форточку, и с улицы долетают пение птиц и шум машин, смешавшиеся со свежим весенним воздухом.
Денис в соседней комнате собирает свои вещи. Слышно, как громко хлопают дверцы шкафов. Зло хлопают.
Он выносит очередной чемодан и ставит в прихожей. Волосы надо лбом спутались и слиплись от пота.
— Так и уйдешь молча? — прилагая усилия, чтобы голос звучал ровно, спрашивает Кира.
Денис смотрит на нее. Снимает очки, вытирает вспотевший лоб и возвращает очки на место:
— Я тебя предупреждал. Начни жить. Но ты не изменилась.
Внутри растет бессильная злоба. Хочется ударить его за тупость.
— Ну да, я во всем виновата, — отворачивается Кира. К горлу подступают слезы. — Я только одного не пойму. Когда ты со мной познакомился, я была такая же. Почему же тебя это не волновало?
— Тогда ты к чему-то стремилась, чего-то хотела.
Страница
32 из 38
32 из 38
