Синдром отчуждения

Или ем, но не знаю, сколько надо съесть и страшно съесть лишнее или недоесть и от того помереть

И еще я теряю чувство времени — знаю, сколько часов в дне и сколько минут в часе, но не могу понять, когда они заканчиваются, и боюсь пропустить следующий.

Помогите мне! Я прошу вас, помогите. Я не хочу быть таким.

14 января 1967 года

Обычные люди и предметы кажутся мне теперь неправильным и ненастоящими — уродливыми, угрожающими. Похожи на манекенов. Помню их название, но образ представить не могу.

Мое собственное лицо в зеркале покрывается грязью и морщинами, кажется чужим. Я не узнаю себя. Кто я? Я читаю предыдущие записи, пытаюсь вспомнить, что тогда чувствовал, но не могу.

Сегодня Рина хотела поговорить со мной, и я с трудом ее признал. Такой она была чужой, не знакомой. А голос ее был как будто укол иглой по коже. Я теперь часто не понимаю голосов, только колют они кожу. А я так хочу понимать. Очень хочу.

16 января 1967 года

Мне часто теперь кажется, что предметы вокруг дышат, что вот-вот навалятся на меня. Деревья, стены, столы, стулья, люди — дышат и качаются, падают, давят!

Пол часто волнообразный, качается, то близко, то далеко.

И все вокруг умирает. Все облупливается, как старая краска, увядает, уходит в сумерки.

В городе паника. Сломалась электростанция. Нет напряжения в сети и нет отопления. Мы ходим в помещении в зимней одежде. Кажется, власти собирают группу, чтобы послать в соседний населенный пункт за помощью. Обычные телефоны и связь не работают из-за какой-то магнитной аномалии, связанной с приближающейся снежной бурей, или еще от чего-то.

Я не уверен, что правда, а что нет — мне приходиться собирать реальность по кусочкам в моменты просветления. Но я не уверен, что это на самом деле. И как узнать?

Рина меня сторонится.

17 января 1967 года

Снег идет который день подряд. Очень холодно и постоянно дует сильный ветер.

Я хотел поговорить с Риной, но она обозвала меня психом-одиночкой и ушла.

Люди вокруг мне часто теперь кажутся манекенами. Были нормальные — а вдруг начинают желтеть и худеть. А когда начинают двигаться, то я кричу от страха — они же не живые, не должны!

Но страшнее всего закрытые двери, потому что в них всегда может кто-то войти.

18 января 1967 года

Всех, кого нашли, согнали к нам в приют. Тут получилось запустить батареи, и временно есть тепло и свет. Надолго ли? Если, помощь не придет, скоро мы все умрем.

Иногда я думаю, что так мне будет лучше.

Все чаще мне приходится напоминать себе — это снег, это дом, это человек. Я забываю названия, смысл, забываю образы.

Ко мне часто приходит девушка, но я не могу понять, кто она. Я, кажется, знал ее.

Рина. Такое красивое имя.

24 января 1967 года

Все вокруг остекленело, а должно двигаться. Застывшее освещение, резкие тени. Манекены тоже больше не шевелятся. Раньше они часто кричали и дрожали, как будто мерзли. Но я им сказал, что они не настоящие, и холод тоже ненастоящий.

Я хожу здесь один и не могу понять, что это за место. Как я сюда попал, кто я?

Только в голове одно и то же имя вертится, все никак меня не оставит. Рина. Рина.

Кто это? От него теплее, но все равно холодно.

Мне все труднее двигаться, я тоже стекленею.

Рина».

Что-то задергалось, задрожало в сознании Лили.

«Все умерли? Весь город»…

Зал ожидания, подвал, мост, лаборатории — они задергались внутри нее, заходили тошнотворными волнами.

— Я же тебе говорила.

— Нет, замолчи, их спасли! Не могли не спасти!

Будто лопающееся зеркало, с медленно оползающими кусками стекла, стали проявляться истинные образы. Засохшие от времени и давно позабытые трупы в зале ожидания, тела в коридорах школы.

Раньше ее разум был закрыт от этого — точно сработала некая защитная реакция. Теперь же Лили вспоминала, как видела все. Видела и не замечала.

Внезапно стены начали таять — на смену ии приходил густой туман. Настоящий?

— Эй? — голос потерялся в вязкой молочной пелене.

— Я здесь.

Лили обернулась и увидела себя. Бледное лицо, выгравированное шрамами, синяки под глазами.

— Ты — это она.

— Нет.

— Тогда…

— Есть лишь одна. А мы — ее тени.

— И я?

— И ты.

— Что же нам делать? Так не должно быть.

— Мы лишь тени. Только она сама сможет что-то изменить.

Клубы тумана вдруг начали густеть и белесым киселем стягиваться вокруг Лили.

— Нет, мы должны все исправить! Арабелла?

— Слишком поздно.

Сквозь пелену проступила чья-то тень. Одна, другая… Девушка оглянулась — темные силуэты обступали со всех сторон, надвигались молчаливой стеной.