Добавить в моё избранное
127 мин, 40 сек 17238
С помощью имени поиски сильно сужаются. Но не стоит паниковать, надеюсь, сова забросила в правильный мир. По крайней мере, выглядела она так, как если бы точно знала, что делает.
За своими невеселыми мыслями я и не заметил, как уже стало светать. В комнате было довольно жарко — вероятно, включено отопление. Будучи на нервах, постоянно перебегал из угла в угол, зачем-то нюхал эту старую мебель и задевал пушистым хвостом тяжелые коричневые шторы.
Что я вообще за собака такая?
В конечном итоге немного успокоился и уныло взобрался на диван с целью вздремнуть хотя бы пару часов. Но поспать так и не дали.
Вдруг, из соседней комнаты раздался противный, протяжный писк — сработал будильник — затем донеслась возня, ворчание и шарканье домашних тапок по линолеуму.
Из комнаты, кутаясь в поношенный домашний халат, вышла заспанная и с виду уставшая женщина. У нее были светлые растрепанные волосы, спадающие на плечи. Выйдя из комнаты, она посмотрела в сторону гостиной, и взгляд ее упал на диван. Услышав шаги, я незамедлительно обернулся и некоторое время мы обменивались немыми приветствиями. На вид ей было около тридцати, может чуть больше. Наконец, уже совершенно проснувшись, она слабо улыбнулась и позвала:
— Опять спишь на диване, малыш? И не надоест тебе получать взбучки от Берни?
Я виновато отвел взгляд, хотя совершенно не чувствовал никакой вины. Не очень-то привычно спать на полу, в то время как еще несколько часов назад был человеком.
— Ты просто неисправим, дорогой. Но не волнуйся, папочке мы ничего не скажем, — она заговорщицки подмигнула. Я не был знаком с ней и пяти минут, но поистине уже оставался верен этой женщине до гроба. Ох уж эти собачьи замашки! Как бы окончательно не превратиться в пса. — Иди ко мне, малыш. Позавтракаем, а потом отведу тебя на улицу.
При упоминании о завтраке я незамедлительно соскочил с дивана и вихрем умчался на кухню. Только когти зацокали по холодному полу. Невзирая на то, что здесь я находился впервые, я знал каждый угол, каждый закоулок, каждую дверь и комнату, скрывающуюся за ней. Чего уж там, знал каждого паука, обитающего в этой квартире! Ибо был тут всегда.
— Надо же, какой ты сегодня прыткий, малыш, — улыбнувшись, хозяйка последовала за мной, а я уже самостоятельно открыл запертую дверь и выжидающе сидел вблизи миски.
Надеюсь, «малыш» — это не кличка. В принципе, я был не против этого, называйте как угодно. Хоть Камыш, хоть Черныш. Но Малыш мне абсолютно не подходил. На самом деле я оказался довольно крупной собакой, причем породистой, а «Малышами» обычно именуют всяких бесхозных дворняг. Ну, или просто так, если у хозяев недостаточно фантазии на хорошую кличку.
Таким образом, на двадцатом году жизни я в буквальном смысле стал собакой. Не скажу, правда, что жилось плохо. Наоборот, жилось вполне приемлемо. Со временем, даже стало казаться, что после перемещения я стал гораздо счастливее. Впервые обо мне заботился кто-то кроме меня самого, впервые со мной проводили время просто так, ради забавы, впервые кто-то действительно любил меня. И только одно не позволяло остаться в новом месте на совсем, только одно не позволяло до конца дней пробыть собакой. Девушка. Подруга, имя которой не помнил, и которую, во что бы то ни стало, должен найти. Она была где-то здесь, я ощущал это всем своим существом, и мне постоянно казалось, что она все еще ждет меня. Помнит и ждет. Так же, как и я ее. Помню и ищу.
Когда меня вывели на улицу, я впервые увидел мир, в котором оказался. И в то же время знал эти места всю жизнь. Странное чувство дежа вю отказывалось исчезнуть, когда я буквально на буксире тащил по улицам эту заспанную, светловолосую, но добродушную женщину, крепко державшую поводок. Я знал, что доставляю некоторые неудобства, но даже мимолетное чувство стыда не могло заставить замедлить шаг. Не знаю, куда шел, зачем шел, сколько времени это продолжалось. Но одно знал наверняка — как можно скорее требовалось узнать этот мир, прижиться в нем, освоить его. Я чувствовал себя заядлым путешественником, открывающим новый, неизвестный доселе материк. Мной двигала жажда знаний и неукоснительная тяга к приключениям.
Хоть внешне я и был обыкновенным псом, но в душе не переставал оставаться человеком. И мозги тоже оставались человеческими. Я мог прекрасно понимать речь людей, и в то же время мало что смыслил в самих собаках. Я знал и угадывал четвероногих друзей человека ровно в той степени, в какой их знали и угадывали обычные люди. Если какая-то собака лаяла, это был всего лишь лай, пустой звук, шум, помеха и ничего более. Что она хотела сказать этим лаем? Кто ж ее разберет!
Можно сказать, мне несказанно повезло в том, что я оказался в очень даже неплохой семье. Эту одетую в желтый пуховик светловолосую женщину, которую я сейчас как одержимый тащил за собой по лужам и по весенней промозглой грязи, звали Аделин, но прочие члены семьи всегда называли ее «мам» или «дорогая» и очень редко по имени.
За своими невеселыми мыслями я и не заметил, как уже стало светать. В комнате было довольно жарко — вероятно, включено отопление. Будучи на нервах, постоянно перебегал из угла в угол, зачем-то нюхал эту старую мебель и задевал пушистым хвостом тяжелые коричневые шторы.
Что я вообще за собака такая?
В конечном итоге немного успокоился и уныло взобрался на диван с целью вздремнуть хотя бы пару часов. Но поспать так и не дали.
Вдруг, из соседней комнаты раздался противный, протяжный писк — сработал будильник — затем донеслась возня, ворчание и шарканье домашних тапок по линолеуму.
Из комнаты, кутаясь в поношенный домашний халат, вышла заспанная и с виду уставшая женщина. У нее были светлые растрепанные волосы, спадающие на плечи. Выйдя из комнаты, она посмотрела в сторону гостиной, и взгляд ее упал на диван. Услышав шаги, я незамедлительно обернулся и некоторое время мы обменивались немыми приветствиями. На вид ей было около тридцати, может чуть больше. Наконец, уже совершенно проснувшись, она слабо улыбнулась и позвала:
— Опять спишь на диване, малыш? И не надоест тебе получать взбучки от Берни?
Я виновато отвел взгляд, хотя совершенно не чувствовал никакой вины. Не очень-то привычно спать на полу, в то время как еще несколько часов назад был человеком.
— Ты просто неисправим, дорогой. Но не волнуйся, папочке мы ничего не скажем, — она заговорщицки подмигнула. Я не был знаком с ней и пяти минут, но поистине уже оставался верен этой женщине до гроба. Ох уж эти собачьи замашки! Как бы окончательно не превратиться в пса. — Иди ко мне, малыш. Позавтракаем, а потом отведу тебя на улицу.
При упоминании о завтраке я незамедлительно соскочил с дивана и вихрем умчался на кухню. Только когти зацокали по холодному полу. Невзирая на то, что здесь я находился впервые, я знал каждый угол, каждый закоулок, каждую дверь и комнату, скрывающуюся за ней. Чего уж там, знал каждого паука, обитающего в этой квартире! Ибо был тут всегда.
— Надо же, какой ты сегодня прыткий, малыш, — улыбнувшись, хозяйка последовала за мной, а я уже самостоятельно открыл запертую дверь и выжидающе сидел вблизи миски.
Надеюсь, «малыш» — это не кличка. В принципе, я был не против этого, называйте как угодно. Хоть Камыш, хоть Черныш. Но Малыш мне абсолютно не подходил. На самом деле я оказался довольно крупной собакой, причем породистой, а «Малышами» обычно именуют всяких бесхозных дворняг. Ну, или просто так, если у хозяев недостаточно фантазии на хорошую кличку.
Таким образом, на двадцатом году жизни я в буквальном смысле стал собакой. Не скажу, правда, что жилось плохо. Наоборот, жилось вполне приемлемо. Со временем, даже стало казаться, что после перемещения я стал гораздо счастливее. Впервые обо мне заботился кто-то кроме меня самого, впервые со мной проводили время просто так, ради забавы, впервые кто-то действительно любил меня. И только одно не позволяло остаться в новом месте на совсем, только одно не позволяло до конца дней пробыть собакой. Девушка. Подруга, имя которой не помнил, и которую, во что бы то ни стало, должен найти. Она была где-то здесь, я ощущал это всем своим существом, и мне постоянно казалось, что она все еще ждет меня. Помнит и ждет. Так же, как и я ее. Помню и ищу.
Когда меня вывели на улицу, я впервые увидел мир, в котором оказался. И в то же время знал эти места всю жизнь. Странное чувство дежа вю отказывалось исчезнуть, когда я буквально на буксире тащил по улицам эту заспанную, светловолосую, но добродушную женщину, крепко державшую поводок. Я знал, что доставляю некоторые неудобства, но даже мимолетное чувство стыда не могло заставить замедлить шаг. Не знаю, куда шел, зачем шел, сколько времени это продолжалось. Но одно знал наверняка — как можно скорее требовалось узнать этот мир, прижиться в нем, освоить его. Я чувствовал себя заядлым путешественником, открывающим новый, неизвестный доселе материк. Мной двигала жажда знаний и неукоснительная тяга к приключениям.
Хоть внешне я и был обыкновенным псом, но в душе не переставал оставаться человеком. И мозги тоже оставались человеческими. Я мог прекрасно понимать речь людей, и в то же время мало что смыслил в самих собаках. Я знал и угадывал четвероногих друзей человека ровно в той степени, в какой их знали и угадывали обычные люди. Если какая-то собака лаяла, это был всего лишь лай, пустой звук, шум, помеха и ничего более. Что она хотела сказать этим лаем? Кто ж ее разберет!
Можно сказать, мне несказанно повезло в том, что я оказался в очень даже неплохой семье. Эту одетую в желтый пуховик светловолосую женщину, которую я сейчас как одержимый тащил за собой по лужам и по весенней промозглой грязи, звали Аделин, но прочие члены семьи всегда называли ее «мам» или «дорогая» и очень редко по имени.
Страница
6 из 37
6 из 37
