Добавить в моё избранное
133 мин, 42 сек 18487
Повтори:«Мы поедем туда, там мой дом».
Нужно держаться дольше, но больше нет воздуха. Нет под ногами светлого пляжа, нет рядом моря. Отец удерживает его несколько мгновений, затем, со вздохом, отпускает. Мальчик падает в пропасть. Ослепительные глаза сияют над ним, у каждой твари, что грызёт его плоть, эти глаза. Он слышит боль сломанных пальцев, каркающую хрипоту иссохшего голоса. Он ждёт Грёзу, Белую Сестру, утешительную глубину её озера — такой, как сейчас, изуродованный, истерзанный, только к ней он может выйти на берег. Но она не приходит. Никто не может помочь. Чей-то голос, отрешённый, почти мечтательный и до пустоты светлый, чистый, говорит:
— Мы поедем туда, там мой дом.
Вот так и вышло, что я не люблю петь, ненавижу свой голос, и улыбаюсь теперь. Может быть, если бы голос спасал меня от кошмаров, было бы иначе. Отец хотел, чтобы я ждал его наставлений, как избавления, а во мне что-то было неправильно с самого начала.
Он делает шаг ко мне, ему надоело ждать, моя улыбка змеится, как трещина в земле. Время, поглощённое им, по-прежнему ползёт следом.
— Мы поедем туда, — подсказывает он с улыбкой, — там твой дом.
Я слушаю море, слушаю тоскливую песню мёртвых земель, слушаю течение жизней, проскользнувших сквозь моё сердце. Их ушедшее время, и то, что ещё наступит — я слышу всё, эта чистая музыка нашей земли, музыка, просыпающаяся весной. Он ещё ближе. Его пустующая машина меркнет от скуки. Я жду.
— Ну же. Хочу услышать твой голос. Мы столько уже сделали. Оставайся со мной.
Его ладонь участливо опускается мне на плечо — невесомо, как кружащийся лист. Давлю липкую судорогу в груди, смотрю на его лицо. В глазах его вихри сияющего ветра. Всё таится, всё льнёт ближе к земле, я не слышу собственного сердца — так тихо и пусто. Это миг равновесия. Не представляю, что случится дальше. Может, я и пойду с ним. Может быть, с ним мне лучше остаться.
Этого достаточно. Черты его становятся мягче, ноприкосновение цепко погружается в мою плоть. Сияющий ветер изливается прямо мне в душу, это шквал, какого я не чувствовал прежде. Я безмятежен. Я не защищаюсь. Я жду.
— Хочу, — напоминает отец, — услышать твой голос.
Весь Истэйн содрогается, и я вздрагиваю вместе с ним. Я слышу оба наших берега. Я слышу страну, которую он для меня готовил, для которой раз за разом погружал в поток силы Истэйна, чтобы сделать мой голос неизбежностью и для его жителей, и для предателей, неизбежностью, за которой последуют, неизбежностью, что сокрушит все привычные людям опоры. Именно это уготованное всем крушение сотрясает землю, я вижу мир, разрушенный мной, и это видение страшно. Но кошмары теперь для меня безголосы. Пропасть зовёт, она жаждет. Алые знаки бьют меня по глазам — кровь, которой отец расчерчивал чью-то бледную кожу, запретный ритуал, призвавший храм, осквернивший святыню рэйна.
Он понимает, что я обманул его, что моя покорная безмятежность — ложь, ложь ничего мне не стоила, у меня нет души, только музыка, послушная моей воле. Он понимает, но не может отшатнуться. Моя рука взмывает вверх, плавно, словно сквозь воду, я удерживаю его ладонь на своём плече.
Хотел слышать мой голос? Нет, мой голос звучит, только если я захочу. Но у меня есть много других. Бездна других голосов. Те, что пришли со мной. Те, что искали его. Те, кого он хотел увести из Истэйна, забрать моим голосом. Что ж, я забрал их, пусть встретятся.
Они рвут его на части, и я смотрю на него, я улыбаюсь. Он проклинает меня, воздух вокруг полыхает, сердце Истэйна грохочет, чья-то воля тянется к нему — он не может сопротивляться мне, я — центр круга его судьбы, его главное творение. Кто-то хочет забрать его, кто-то искал его так давно. «Он получит возмездие, которого ты ждал». Я пью чарующую сладость этих новых голосов, хочу соединить с ними руки, они — моя Семья — но я не согласен.
Я разрываю прикосновение, безвольная тяжесть рушится передо мной, как дом после землетрясения. «Ты не справишься, — кто это говорит? Он, или те, кто искал его? — это тебе не по силам».
Мне всё равно. Не оставлю его в Истэйне. Он пойдёт со мной дальше. В те города, которые создал. Там его дом.
Не просто отступник, он первый предатель -
Храм возжелал для себя одного.
Но вместо Храма призвал лжи источник,
Выткал вязкие сети фантомной страны,
И слабые духом ко лжи потянулись.
А первый предатель, источник обмана
До сих пор по Истэйну неузнан блуждает,
Слабых духом стремится увлечь за собой.
Но тех, кто предан Истэйну и слышит зов Храма,
Не сможет отступник себе подчинить.
Чёрные колёса
Как тяжело мне теперь идти. Несколько часов распластались вокруг годами.
Знаешь, к чему мы стремились?
Были такими, как ты. Бездна дорог лежала перед нами, тысячи миров сгорали и гасли на наших глазах.
Нужно держаться дольше, но больше нет воздуха. Нет под ногами светлого пляжа, нет рядом моря. Отец удерживает его несколько мгновений, затем, со вздохом, отпускает. Мальчик падает в пропасть. Ослепительные глаза сияют над ним, у каждой твари, что грызёт его плоть, эти глаза. Он слышит боль сломанных пальцев, каркающую хрипоту иссохшего голоса. Он ждёт Грёзу, Белую Сестру, утешительную глубину её озера — такой, как сейчас, изуродованный, истерзанный, только к ней он может выйти на берег. Но она не приходит. Никто не может помочь. Чей-то голос, отрешённый, почти мечтательный и до пустоты светлый, чистый, говорит:
— Мы поедем туда, там мой дом.
Вот так и вышло, что я не люблю петь, ненавижу свой голос, и улыбаюсь теперь. Может быть, если бы голос спасал меня от кошмаров, было бы иначе. Отец хотел, чтобы я ждал его наставлений, как избавления, а во мне что-то было неправильно с самого начала.
Он делает шаг ко мне, ему надоело ждать, моя улыбка змеится, как трещина в земле. Время, поглощённое им, по-прежнему ползёт следом.
— Мы поедем туда, — подсказывает он с улыбкой, — там твой дом.
Я слушаю море, слушаю тоскливую песню мёртвых земель, слушаю течение жизней, проскользнувших сквозь моё сердце. Их ушедшее время, и то, что ещё наступит — я слышу всё, эта чистая музыка нашей земли, музыка, просыпающаяся весной. Он ещё ближе. Его пустующая машина меркнет от скуки. Я жду.
— Ну же. Хочу услышать твой голос. Мы столько уже сделали. Оставайся со мной.
Его ладонь участливо опускается мне на плечо — невесомо, как кружащийся лист. Давлю липкую судорогу в груди, смотрю на его лицо. В глазах его вихри сияющего ветра. Всё таится, всё льнёт ближе к земле, я не слышу собственного сердца — так тихо и пусто. Это миг равновесия. Не представляю, что случится дальше. Может, я и пойду с ним. Может быть, с ним мне лучше остаться.
Этого достаточно. Черты его становятся мягче, ноприкосновение цепко погружается в мою плоть. Сияющий ветер изливается прямо мне в душу, это шквал, какого я не чувствовал прежде. Я безмятежен. Я не защищаюсь. Я жду.
— Хочу, — напоминает отец, — услышать твой голос.
Весь Истэйн содрогается, и я вздрагиваю вместе с ним. Я слышу оба наших берега. Я слышу страну, которую он для меня готовил, для которой раз за разом погружал в поток силы Истэйна, чтобы сделать мой голос неизбежностью и для его жителей, и для предателей, неизбежностью, за которой последуют, неизбежностью, что сокрушит все привычные людям опоры. Именно это уготованное всем крушение сотрясает землю, я вижу мир, разрушенный мной, и это видение страшно. Но кошмары теперь для меня безголосы. Пропасть зовёт, она жаждет. Алые знаки бьют меня по глазам — кровь, которой отец расчерчивал чью-то бледную кожу, запретный ритуал, призвавший храм, осквернивший святыню рэйна.
Он понимает, что я обманул его, что моя покорная безмятежность — ложь, ложь ничего мне не стоила, у меня нет души, только музыка, послушная моей воле. Он понимает, но не может отшатнуться. Моя рука взмывает вверх, плавно, словно сквозь воду, я удерживаю его ладонь на своём плече.
Хотел слышать мой голос? Нет, мой голос звучит, только если я захочу. Но у меня есть много других. Бездна других голосов. Те, что пришли со мной. Те, что искали его. Те, кого он хотел увести из Истэйна, забрать моим голосом. Что ж, я забрал их, пусть встретятся.
Они рвут его на части, и я смотрю на него, я улыбаюсь. Он проклинает меня, воздух вокруг полыхает, сердце Истэйна грохочет, чья-то воля тянется к нему — он не может сопротивляться мне, я — центр круга его судьбы, его главное творение. Кто-то хочет забрать его, кто-то искал его так давно. «Он получит возмездие, которого ты ждал». Я пью чарующую сладость этих новых голосов, хочу соединить с ними руки, они — моя Семья — но я не согласен.
Я разрываю прикосновение, безвольная тяжесть рушится передо мной, как дом после землетрясения. «Ты не справишься, — кто это говорит? Он, или те, кто искал его? — это тебе не по силам».
Мне всё равно. Не оставлю его в Истэйне. Он пойдёт со мной дальше. В те города, которые создал. Там его дом.
Не просто отступник, он первый предатель -
Храм возжелал для себя одного.
Но вместо Храма призвал лжи источник,
Выткал вязкие сети фантомной страны,
И слабые духом ко лжи потянулись.
А первый предатель, источник обмана
До сих пор по Истэйну неузнан блуждает,
Слабых духом стремится увлечь за собой.
Но тех, кто предан Истэйну и слышит зов Храма,
Не сможет отступник себе подчинить.
Чёрные колёса
Как тяжело мне теперь идти. Несколько часов распластались вокруг годами.
Знаешь, к чему мы стремились?
Были такими, как ты. Бездна дорог лежала перед нами, тысячи миров сгорали и гасли на наших глазах.
Страница
17 из 36
17 из 36
