Добавить в моё избранное
133 мин, 42 сек 18488
Судьбы, послушные нашему дыханию. Очертания мира, послушное нашим ладоням. Любое знание. Любой путь.
Его голос заглушил, раздавил все другие. Я чувствую, как змеятся по рёбрам обрывки музыки — бессмысленные, калечные, без начала и без конца, они не могут излечить меня, они не могут слиться в мелодию — он всё разрушил.
… Любой путь, но нам было этого мало. Мы не были похожи на других рэйна и оказались слишком горды, чтобы отказаться от этих отличий. Совсем как ты.
Дороги нет. Здесь слишком холодно для растений, слишком близко мёртвые земли для любой жизни. Воздух холоден, сер, неподвижен, но я иду сквозь шум и пение призрачных трав. Они поднимаются выше, выше, скользят по груди, по шее, и поют, поют вокруг, шепчут мне в ухо — но во мне всё разрушается, всё рвётся, каждый звук извивается в агонии. Он говорит.
Мы хотели удержать то, что было нам важно — удержать себя, я вижу теперь. И мы ушли. Как ты.
Он говорит, говорит и говорит. Не вижу, что передо мной.
Она не смогла, моя Тамиджи. Слишком долго среди людей. Убежала обратно к Храму, понесла наказание. Я наблюдал за ней, как ты наблюдаешь за всеми. Она исчезла, как утренний мираж над глубокой водой, и силу её, даже память о ней развеяли шторма и приливы. А я изменил мир. Теперь я с тобой. Думаешь, это твоя победа? Я изменил мир. Изменил их проклятый корабль. Изменил тебя. Ты — только моё движение.
Он говорит, но и сквозь его голос я слышу — ещё несколько шагов, я покину Истэйн. Я хочу остановиться, что-то услышать, запечатлеть прощание в земле. Коснуться моей земли музыкой. Но замедлив шаг, я чувствую лишь дурноту и слёзы, давлюсь ими и кашляю, небо льётся мне в горло, безжалостно топит, не позволяет вдохнуть. И голоса, голоса, их голоса.
Вернись, ты не справишься.
Раздирая себе шею и спотыкаясь, я падаю в мёртвую землю. Истэйн не замечает моего исчезновения, боль потери грохочет, сминает меня, но они умолкают, всё меркнет, так тихо, лишь музыка зябко дрожит в моём сердце, как истлевающая свеча.
В груди тускло и пусто — голоса чужих сердец больше не раскаляют мне кровь.
Все они оставили меня. Потому ли, что я не хотел, чтобы они покинули Истэйн, или потому, что они предатели? Лишь голос отца, искажённый, прерывистый, продолжает шуметь вдали, как боль давнего удара, как шум поезда, мчащегося ко мне, чтобы размолоть тело и душу. Обрывки его памяти скрежещут надо мной, как чёрные колёса. Мёртвая земля жадно впитывает моё тепло, пальцы расчерчивают пыль кругами, где-то далеко, словно чужие руки скользят по чужим струнам. Я осколок прилива — море покинуло берег, а я остался на мокром и сером песке среди жухлых водорослей, мёртвых рыб, поблекшего крошева старых ракушек. Лишь если море вернётся, я смогу двигаться вновь, но оно не вернётся сюда. Ни движения нет здесь, ни жизни. Собственное свистящее дыхание пугает меня. Больше не хочу его слышать.
Его голос заглушил, раздавил все другие. Я чувствую, как змеятся по рёбрам обрывки музыки — бессмысленные, калечные, без начала и без конца, они не могут излечить меня, они не могут слиться в мелодию — он всё разрушил.
… Любой путь, но нам было этого мало. Мы не были похожи на других рэйна и оказались слишком горды, чтобы отказаться от этих отличий. Совсем как ты.
Дороги нет. Здесь слишком холодно для растений, слишком близко мёртвые земли для любой жизни. Воздух холоден, сер, неподвижен, но я иду сквозь шум и пение призрачных трав. Они поднимаются выше, выше, скользят по груди, по шее, и поют, поют вокруг, шепчут мне в ухо — но во мне всё разрушается, всё рвётся, каждый звук извивается в агонии. Он говорит.
Мы хотели удержать то, что было нам важно — удержать себя, я вижу теперь. И мы ушли. Как ты.
Он говорит, говорит и говорит. Не вижу, что передо мной.
Она не смогла, моя Тамиджи. Слишком долго среди людей. Убежала обратно к Храму, понесла наказание. Я наблюдал за ней, как ты наблюдаешь за всеми. Она исчезла, как утренний мираж над глубокой водой, и силу её, даже память о ней развеяли шторма и приливы. А я изменил мир. Теперь я с тобой. Думаешь, это твоя победа? Я изменил мир. Изменил их проклятый корабль. Изменил тебя. Ты — только моё движение.
Он говорит, но и сквозь его голос я слышу — ещё несколько шагов, я покину Истэйн. Я хочу остановиться, что-то услышать, запечатлеть прощание в земле. Коснуться моей земли музыкой. Но замедлив шаг, я чувствую лишь дурноту и слёзы, давлюсь ими и кашляю, небо льётся мне в горло, безжалостно топит, не позволяет вдохнуть. И голоса, голоса, их голоса.
Вернись, ты не справишься.
Раздирая себе шею и спотыкаясь, я падаю в мёртвую землю. Истэйн не замечает моего исчезновения, боль потери грохочет, сминает меня, но они умолкают, всё меркнет, так тихо, лишь музыка зябко дрожит в моём сердце, как истлевающая свеча.
В груди тускло и пусто — голоса чужих сердец больше не раскаляют мне кровь.
Все они оставили меня. Потому ли, что я не хотел, чтобы они покинули Истэйн, или потому, что они предатели? Лишь голос отца, искажённый, прерывистый, продолжает шуметь вдали, как боль давнего удара, как шум поезда, мчащегося ко мне, чтобы размолоть тело и душу. Обрывки его памяти скрежещут надо мной, как чёрные колёса. Мёртвая земля жадно впитывает моё тепло, пальцы расчерчивают пыль кругами, где-то далеко, словно чужие руки скользят по чужим струнам. Я осколок прилива — море покинуло берег, а я остался на мокром и сером песке среди жухлых водорослей, мёртвых рыб, поблекшего крошева старых ракушек. Лишь если море вернётся, я смогу двигаться вновь, но оно не вернётся сюда. Ни движения нет здесь, ни жизни. Собственное свистящее дыхание пугает меня. Больше не хочу его слышать.
Страница
18 из 36
18 из 36
