Добавить в моё избранное
133 мин, 42 сек 18474
Но эта музыка не погружала его в темноту, она заливала светом всё вокруг, и в этом свете тонули и холмы, и шум океана вдалеке — всё было залито светом, сначала голубым, а затем ослепительно белым, и каждый звук памяти, и все знакомые имена и дни, и весь известный ему мир — всё растворилось в этом безбрежном сиянии.
Он очнулся среди вечерних теней, делавших стены ещё тяжелей и плотнее. Это был тот самый чердак, где он привык прятаться, слушая и наблюдая за всем, что происходит в доме. Грузная старая мебель, сети паутины под потолком, и даже пыль на стёклах — все эти вещи, обычно не более плотные, чем голоса во сне, сейчас сделались неподъёмными, подступающе-тесными. Резким движением он сел, чтобы высвободиться из этих тисков, но почти одновременно понял, что все эти неподъёмные тесные вещи, весь этот огромный древний дом — все они успели опутать его таким плотным коконом, что вырываясь слишком яростно, он неминуемо начнёт задыхаться.
И ещё сильней и настойчивей его горло сдавливал страх — не собственный, с ним он почти не был знаком — страх Фреи, затопляющий дом почти триумфальным звучанием. Эхо этого страха всегда витало в её мыслях, но Фрея сумела построить на его пути плотину, от которой теперь остались лишь щепки. Шквал заполнившего всё страха унёс прочь её движения, слова и мысли — наверное, поэтому она стояла теперь у дверей неподвижно, не в силах поднять руку, чтобы постучать. Как Фрея смогла догадаться, что Инсэ скрывается здесь? Должно быть, страх волной забросил её сюда.
Постепенно ему удалось выбраться из под обломков рухнувшей на него при пробуждении комнаты с её густыми тенями и паутинами, выпутаться из душившего его кокона. Инсэ обнаружил, что ладони у него впервые за много дней потеплели. Всё было теперь тихим, спокойным и тёплым — безбрежное и сладкое предчувствие подступающего сна. Чтобы не провалиться в него опять, Инсэ медленно поднялся, и осторожно, чтобы не потревожить ни одного предмета — не хотелось бы, чтобы дом обрушился на него вновь — направился к двери, за которой ждала и не-ждала его бездвижная, почти лишившаяся чувств Фрэя. Ключ торчал в замке, и, поворачивая его, Инсэ пытался увидеть-вспомнить, как добирался сюда, как запирался, но не мог. Вместо этого он видел озеро в обрамлении тяжёлых сочных лиан, и тихие светлые лилии на его волнах. Этот сон снился бы ему сейчас, если бы Инсэ поддался на его шепчущий зов, но прежде нужно было успокоить Фрэю.
Когда он открыл дверь, когда она увидела его, весь её страх беззвучно обрушился на него, с такой мощью, что Инсэ неуверенно отступил назад, в темноту. Наверное, именно этот его шаг убедил Фрэю не бежать от него прочь. Прежде, чем Инсэ увидел её неподвижный, вопящий взгляд, он был уверен, что сможет избавить её от этого древнего страха, забрать его весь, до дна, даже если много дней после будет видеть кошмары. Но теперь он понимал, что сам является источником ужаса Фрэи, что если он к ней прикоснётся, этот ужас только станет ещё сильнее, сведёт её с ума прежде, чем он успеет что-нибудь сделать.
Нужно снова запереться тут и больше не выходить.
— Я её нашла. — Фрэя произнесла это тем же тоном, каким обычно его отчитывала — деланно-строгим. Это было странно. Что она нашла? Книгу на одном из погибших языков, которую привёз ему отец, а Инсэ спрятал, чтобы к ней не прикасаться, и соврал, что потерял? Что?
— М. — только и смог произнести Инсэ. Его мысли снова оказались погребены под завалом паутин и тёмных теней, он пытался выбраться из под этого завала с той стороны времени, где он ещё не вошёл в дом, где Фрэя ещё не испугалась — но это было слишком далеко, слишком душно, слишком тесно. Он вновь обратился к будущему сну об озере в джунглях, чтобы немного упокоиться и не пугать Фрэю ещё больше. Если он будет спокоен и вежлив, она последует за ним и тоже наверняка успокоится. Он пожал плечами и чуть-чуть улыбнулся — это была не улыбка, только её виноватая тень, «я хочу чтобы тебе стало спокойней, но раз ты сердишься, я не смею улыбаться по-настоящему». Обычно это помогало — он редко совершал что-то такое, за что Фрэя могла бы рассердиться по настоящему, и она прощала его, потрепав по голове.
Он очнулся среди вечерних теней, делавших стены ещё тяжелей и плотнее. Это был тот самый чердак, где он привык прятаться, слушая и наблюдая за всем, что происходит в доме. Грузная старая мебель, сети паутины под потолком, и даже пыль на стёклах — все эти вещи, обычно не более плотные, чем голоса во сне, сейчас сделались неподъёмными, подступающе-тесными. Резким движением он сел, чтобы высвободиться из этих тисков, но почти одновременно понял, что все эти неподъёмные тесные вещи, весь этот огромный древний дом — все они успели опутать его таким плотным коконом, что вырываясь слишком яростно, он неминуемо начнёт задыхаться.
И ещё сильней и настойчивей его горло сдавливал страх — не собственный, с ним он почти не был знаком — страх Фреи, затопляющий дом почти триумфальным звучанием. Эхо этого страха всегда витало в её мыслях, но Фрея сумела построить на его пути плотину, от которой теперь остались лишь щепки. Шквал заполнившего всё страха унёс прочь её движения, слова и мысли — наверное, поэтому она стояла теперь у дверей неподвижно, не в силах поднять руку, чтобы постучать. Как Фрея смогла догадаться, что Инсэ скрывается здесь? Должно быть, страх волной забросил её сюда.
Постепенно ему удалось выбраться из под обломков рухнувшей на него при пробуждении комнаты с её густыми тенями и паутинами, выпутаться из душившего его кокона. Инсэ обнаружил, что ладони у него впервые за много дней потеплели. Всё было теперь тихим, спокойным и тёплым — безбрежное и сладкое предчувствие подступающего сна. Чтобы не провалиться в него опять, Инсэ медленно поднялся, и осторожно, чтобы не потревожить ни одного предмета — не хотелось бы, чтобы дом обрушился на него вновь — направился к двери, за которой ждала и не-ждала его бездвижная, почти лишившаяся чувств Фрэя. Ключ торчал в замке, и, поворачивая его, Инсэ пытался увидеть-вспомнить, как добирался сюда, как запирался, но не мог. Вместо этого он видел озеро в обрамлении тяжёлых сочных лиан, и тихие светлые лилии на его волнах. Этот сон снился бы ему сейчас, если бы Инсэ поддался на его шепчущий зов, но прежде нужно было успокоить Фрэю.
Когда он открыл дверь, когда она увидела его, весь её страх беззвучно обрушился на него, с такой мощью, что Инсэ неуверенно отступил назад, в темноту. Наверное, именно этот его шаг убедил Фрэю не бежать от него прочь. Прежде, чем Инсэ увидел её неподвижный, вопящий взгляд, он был уверен, что сможет избавить её от этого древнего страха, забрать его весь, до дна, даже если много дней после будет видеть кошмары. Но теперь он понимал, что сам является источником ужаса Фрэи, что если он к ней прикоснётся, этот ужас только станет ещё сильнее, сведёт её с ума прежде, чем он успеет что-нибудь сделать.
Нужно снова запереться тут и больше не выходить.
— Я её нашла. — Фрэя произнесла это тем же тоном, каким обычно его отчитывала — деланно-строгим. Это было странно. Что она нашла? Книгу на одном из погибших языков, которую привёз ему отец, а Инсэ спрятал, чтобы к ней не прикасаться, и соврал, что потерял? Что?
— М. — только и смог произнести Инсэ. Его мысли снова оказались погребены под завалом паутин и тёмных теней, он пытался выбраться из под этого завала с той стороны времени, где он ещё не вошёл в дом, где Фрэя ещё не испугалась — но это было слишком далеко, слишком душно, слишком тесно. Он вновь обратился к будущему сну об озере в джунглях, чтобы немного упокоиться и не пугать Фрэю ещё больше. Если он будет спокоен и вежлив, она последует за ним и тоже наверняка успокоится. Он пожал плечами и чуть-чуть улыбнулся — это была не улыбка, только её виноватая тень, «я хочу чтобы тебе стало спокойней, но раз ты сердишься, я не смею улыбаться по-настоящему». Обычно это помогало — он редко совершал что-то такое, за что Фрэя могла бы рассердиться по настоящему, и она прощала его, потрепав по голове.
Страница
4 из 36
4 из 36
