Тёмной воды напев

Но сейчас произошло нечто совсем другое. Фрея вскинула руку, закрыла глаза, и сделав глубокий вдох, придавший ей сил, дала ему пощёчину. Это было не очень больно, но её гнев и ужас, обрушившийся на Инсе вместе с этим ударом, разорвал кокон, опутывавший его мысли.

— Я знала, что однажды это произойдёт, — тихо произнесла Фрэя, — я должна была слушать Кадо, но я не верила… никто не мог бы…

Она всхлипнула, но, собравшись с силами, продолжила тоном холодным, просоленным и деловитым — обычно она договаривалась так о ремонте дома с наёмными рабочими, раз в сезон посещавшими Лоран-Аллери:

— Пойдём вниз. Она здесь, — Инсэ подчинился, пытаясь вспомнить точнее, кто такая «она». Несмотря на пощёчину, всё путалось в голове. Несомненно, у «неё» были светлые волосы, и утром он играл для «неё» на гитаре. Но это не объясняло, почему Фрэя так боится.

— Её родители уехали задолго до того, как ты вернулся. Они торопились, и я сказала им, что она может погостить у нас пару дней. Они не были против. Потом я скажу им, что вы сбежали вместе… или твой отец скажет. Да, так будет лучше.

Инсэ замер, больше не следуя за её чеканным, прыгающим через ступеньки голосом. Фрэя обернулась, и объяснила:

— Я связалась с ним. Я поняла, что была не права. Завтра он будет здесь и заберёт тебя. Тебе нужна помощь.

Никогда раньше она не говорила с ним так. Инсэ не двигался с места, и она тоже не двигалась, неотрывно глядя на него снизу вверх.

— Ты меня понял? — она вскинула руку, видимо, собираясь потянуть его за собой следом, ближе к принятому решению, но почти сразу же нервно отдёрнула её, — Я собрала твои вещи. Ты понял меня?

Инсэ кивнул и ответил бесцветно:

— Да, я понял.

Она действительно была внизу — одеяло, которым укрыла её Фрея, было слишком плотным, и очертания того, что от неё осталось, напоминали скорей груду подушек, или прелых листьев, или просто бесформенного воздуха. Фрэя положила её на диван, разрушив, разломив след множества обещаний и солнечных дней. Теперь Фрэя стояла, рассматривая покрывало с ужасом и печалью, как будто плотно вышитые цветы и изломы ткани обвиняли её в чём-то. Инсэ чувствовал — Фрэя ждёт от него такого же взгляда, но он не испытывал вины перед покрывалом или тем, что было под ним скрыто. Там было пусто и темно. Эта пустая темнота наполнила комнату, накрыла весь дом. Она была осязаемой и невидимой, как пыль. Инсэ медленно поднял руку, ощущая, как эта пыль обволакивает запястье, как в ней шевелится что-то отвратительное, чуть щекочущее и тёплое — и отдёрнул ладонь прежде, чем Фрэя успела спросить, что он пытается сделать. Стараясь не встречаться с ней взглядом, чтобы вновь не оказаться под камнепадом страха, Инсэ подошёл к окну и отворил его, в надежде, что в ночном воздухе ещё звучат чистые зимние ноты, что северный ветер смоет наводнивших гостинную невидимых существ. Он почти почувствовал освежающий вкус этого ветра, вкус металла и скорости, пока боролся с защёлкой и отодвигал тяжёлую раму. Но сегодняшняя ночь была тёплой, и ветер звучал, как дорога из грязной невидимой пыли, стелившаяся к их дому от той пропасти, где он потерял себя.

— Я хочу уйти, — пробормотал он слабым голосом. Собственный голос всегда казался ему далёким и незнакомым. Если Инсэ приходилось петь, голос чуть приближался, но всё равно звучал в ином пространстве. Пространство это было настолько непостижимо, что, беседуя с кем-то, Инсэ часто не знал, какие слова прозвучат в следующую минуту. Прежде, чем что-то сказать, он порой несколько раз повторял про себя мелодию и ритм этих слов, чтобы потом следовать за этим ритмом, как за музыкой в песне — иначе он мог сказать что-то слишком пугающее и странное, и понять это только по звону тишины вокруг. Но сейчас на эти приготовления не было сил, и он надеялся, что Фрэя постарается понять, — хочу уйти, мне плохо.

Но Фрэя не поняла. Она заплакала, это были уже не слёзы боли, и страха в них тоже не было. Фрэя плакала, чтобы обвинить его.

— Почему? — этот вопрос она выдавила сквозь плотно прижатые к лицу ладони, поэтому он был сплющенным, мокрым от слёз, каждое слово — моллюск, растерзанный прибоем, — Почему ты сошёл с ума? Зачем ты её убил? Я так любила тебя, я так старалась, чтобы…

В воздухе было всё больше и больше раздавленных слов, всё больше копошащёйся тёплой пыли. Инсэ сел на подоконник и закрыл глаза, ожидая, когда Фрэя успокоится. Теперь он не мог помочь — ей это было бы противно. Ветер путался в его волосах, гладил щёки, оставляя всё новые и новые отпечатки смерти.

— Ну скажи хоть что-нибудь!

— Я не знаю, — ответил Инсэ, не открывая глаз, — я не чувствую себя другим. Не знаю, почему так случилось. Я сделал то, что она хотела. Так должно было случиться.

— Она хотела, чтобы ты убил её?