Тёмной воды напев

Вернее, так выглядит попутчик, сидящий напротив меня, но и остальные смотрят с тем же выражением, и потому мне не хочется их разглядывать. Мне сложно понять, что обозначает это единодушие. Скрип старых досок не предвещает ничего хорошего, но каждая твердит своё, и мне сложно разобраться. Я пытаюсь вспомнить, как следует разговаривать с подобными людьми, но единственное, что понимаю — Фрэя просила меня не разговаривать с ними. Когда судьба моя ещё не была решена, когда моё путешествие с Тин и Кэтэром казалось возможным, она часто повторяла: «Будь осторожен, Альма-Ти. Не разговаривай со всяким сбродом». Я редко покидал дом, и, силясь понять, кого она имеет в виду, украдкой заглядывал в её мысли — во время этих нравоучений она представляла себе именно такие выдубленные, загрубевшие лица.

Но советы Фреи мне больше не помогут. Так что я просто слушаю песню дороги и дремлю с открытыми глазами. Это моя старая привычка. Она появилась вскоре после того, как отец впервые пытался поговорить со мной своим способом, силой рэйна тянул из меня слова. Хочу слышать твой голос. Когда-нибудь будешь говорить для всех. Не помню, что происходило тогда, почему ему это было важно — услышат, ты будешь звать, и они пойдут за тобой — но с тех пор сон и явь смазались и смешались, а я часто сплю с открытыми глазами.

— Куда едешь? — рыкнул попутчик, сидевший напротив, в унисон со скрипом расшатанных досок. Голос у него был прокуренный и растрескавшийся. Я пытаюсь очнуться, всматриваясь в его тёмное лицо, но мне сложно остановить взгляд. Я бормочу ответ, который подсказал мне из прошлого возница:

— На север.

— Все мы на север едем! — озлобленно огрызается собеседник. Я отвечаю как можно мягче, чтобы не злить его сильней, вежливым, учтивым тоном, точно не предназначенным для «всякого сброда»:

— Совершенно верно.

Я часто замечаю, что очевидные вещи не успокаивают людей, а злят. Как будто многие только и ждут, что я начну с ними спорить. Но спорить я не умею, да и зачем мне это?

Но мой ответ повлиял на этого парня очень странно. Он сжал зубы. Потом у него лопнул сосуд на глазу. Я вижу это — тонкая алая трещина на пепельно-белом. Я чувствую — выдыхаемый им тёмный воздух заставляет пространство между нами плавиться и дрожать. В этом есть какое-то болезненное ощущение силы. Подавшись вперёд, я говорю:

— Что-то не так? — у меня такое чувство, что именно эти слова больше всего его разозлят. Но я не могу не произнести их. Волна ярости обрушивается на меня, и сразу отдаётся эхом в висках и затылке, горчит на языке — как плохое вино, смешанное с другим плохим вином. Я вижу глазами этого человека, что он хочет меня убить. Он думает, я из богатой семьи, думает, у меня есть деньги. Думает о том, как свернуть мне шею и выкинуть в грязь у дороги — далеко же ему придётся везти мой труп в таком случае, здесь обочины слишком ухожены. Я улыбаюсь, улыбка моя лёгкая и бледная, как пыль.

— Вы, должно быть, не хотите, чтобы я добрался туда?

— О нет, — словно что-то разглядев в моих глазах, рычит он на полтона ниже, — я могу помочь тебе добраться на север. Севернее не бывает.

К Белой Сестре. Он про её пристанище говорит — озеро снов, озеро смерти, снег кружится над ним, в каждой снежинке — холодная вечность. Этот человек тоже слушает истории моей Семьи. Мне становится почти совестно, что я его разозлил.

— Не могу сказать, что я против. Я слышал, там всегда звучат красивые песни. Я люблю музыку.

Почему-то всё, что я говорю, злит попутчика ещё сильнее. Его надсадная ярость бьётся о стенки моего сердца. Наверное, его предки жили в Лоран-Аллери, но разорились, и теперь он всех здесь ненавидит? Грязные волны бешенства смывают тонкий аромат Варэи. Я едва успеваю попрощаться с ней. Если этот человек ко мне прикоснётся, я его убью.

— Книр, успокойся, — тихо говорит кто-то из его товарищей — мне всё ещё кажется, что у них одно лицо на четверых, но голос немного отличается, он моложе, ровнее, — посмотри какие глаза у него. Не лезь лучше. А ты, парень… мне всё равно, кто ты, но ты будешь платить за то, что едешь в нашей повозке.

О.

— Понял меня? — этот второй голос так настойчив, он хочет наверное чтобы я повернул голову, увидел его лицо, другое лицо. Но я не смотрю на него. Я пожимаю плечами и киваю. Их четверо, хоть и с одинаковыми лицами… я не справлюсь с ними. Наверное, не стоит говорить, что у меня нет денег.

Ярость попутчика, сидящего напротив, продолжает тихо клокотать рядом. Я могу протянуть руку и зачерпнуть полную горсть, но у меня уже болит голова и от того, что я успел почувствовать. Я вновь прижимаюсь затылкам к доскам и закрываю глаза, чтобы они поверили, будто я сплю — но я не устал, и уснуть, глядя на мельтешащие перед глазами цветные пятна и пятна чёрные, пожирающие их, невозможно.