Ящерица

За что арестовали и забили до смерти молодого Фуэнтеса? Никто не знал. Может, заподозрили в связях с коммунистами? Может, красавица Ортенсия кому-то сильно приглянулась? А может, это была случайность? Но Фуэнтес ни минуты не переставал винить себя. «Бог меня наказал. За то, что я плохой отец».

Ортенсию же никто больше не видел. Только какая-то полусумасшедшая девушка клялась, что за день до переворота видела скелет несчастной. Она говорила что-то про подругу Ортенсии, что-то про ящериц-оборотней, про сатанинские ритуалы. Умоляла остановить какое-то чудовище. Фуэнтес, впрочем, не особо вслушивался в этот бред и даже не помнил, как её звали. Кажется,…

— Мама! Мамочка! — Фуэнтес вздрогнул от неожиданности, услышав детский голос, страшно испуганный, молящих о помощи. Он сразу понял — что-то случилось.

— Мамочка! — позвал ребёнок ещё жалобнее. Так, наверное, звал Хосе, когда его пытали на стадионе.

Фуэнтес со всех ног кинулся в переулок, откуда доносилась мольба. Он не представлял, что будет делать, но остаться равнодушным он просто не мог.

Когда профессор, запыхавшийся, вспотевший, наконец, добежал, перед его глазами предстала страшная картина. Фуэнтес даже не представлял, что она будет настолько страшной. На краю двора, вжавшись в стену дома, стоял, плача и дрожа, пятилетний мальчик. Над ним, оскалив пасть и сверкая красными глазами, нависала огромная шестилапая ящерица. Одно движение — и бедный ребёнок окажется у неё в зубах. Этого Фуэнтес допустить не мог.

— Бежим! Скорее! — закричал он, хватая ребёнка за руку и оттягивая в сторону.

Но мальчик был настолько напуган, что не сдвинулся с места, безвольно повисая на руке профессора. Тогда Фуэнтес в отчаянии схватил ребёнка и, запустив чемодан в пасть монстру, бросился бежать. Ящерица, зарычав, полетела вдогонку.

Он работал ногами изо всех сил, но ящерица была всё ближе. Пару раз она была уже готова схватить своих жертв. В первый раз Фуэнтесу каким-то чудом удалось увернуться, и зубы чудовища промелькнули мимо его головы. Во второй он, собрав последние силы, рванулся вперёд, и зловещие когти, вместо того, чтобы вынуть из него все внутренности, только царапнули по спине. Наконец, свернув за угол, Фуэнтесу с ребёнком удалось спрятаться за дверью подъезда.

Ящерица, потеряв след, с минуту летала поблизости, вынюхивая и высматривая, не видно ли где беглецов. При этом угрожающе выла, так, будто хотела сказать: выходите, а то хуже будет. Мальчик, у которого глаза от ужасы были совсем круглыми, готов был закричать, но Фуэнтес, прижав палец к губам, для верности закрыл ему рот.

— Тише, тише, — шептал он. — Сейчас она улетит, а мы выберемся и пойдём к маме.

Наконец, вой стих, и послышался шум удаляющихся крыльев. Когда стало совсем тихо, Фуэнтес осторожно открыл дверь и велел мальчику следовать за ним.

— Где твоя мама? Где ты живёшь? — стал он спрашивать ребёнка, но тот только всхлипывал.

«Придётся идти в полицейский участок, — думал Фуэнтес, у которого внезапно закружилась голова. — Придётся идти»…

Он не успел закончить мысли, как женский голос тревожно позвал:

— Матео! Матео!

— Мамочка! — закричал вдруг мальчик и бросился вперёд. — Мамочка, я здесь!

Фуэнтес, как в тумане, увидел, как ребёнок, кинулся в объятия светловолосой женщине, бежавшей ему навстречу, и, обняв её обеими руками, уткнулся ей в бок и зарыдал, приговаривая: «Мамочка!». Она же, гладя сына по головке, ласково увещевала:

— Успокойся, миленький, я здесь. Твоя мамочка здесь. Ну что ты?

Фуэнтес узнал в этой женщине свою бывшую студентку Инес. С того времени, как получила диплом, она почти не изменилась. Только в глазах уже не было юношеской беззаботности. В них сейчас читался и страх за сына, с которым только что могло случиться всё, что угодно, и радость, оттого, что видит его живым. Наконец, она заметила своего бывшего учителя, скромно стоящего в сторонке и наблюдавшего со слезами на глазах за этой трогательной сценой.

— Что случилось? Что с моим ребёнком, сеньор Фуэнтес?

— Ящерица… На него напала ящерица…

Он вдруг почувствовал, что земля уходит из под-ног, и попытался ухватиться за стенку. Но тщетно.

— Сеньор Фуэнтес, что с Вами? Вам плохо?

Неожиданно профессор понял, что это конец. Яд, попавший в кровь, уже растёкся по всему организму. Перед глазами вдруг всплыло улыбающееся лицо сына, совсем как в тот день, ставший для него последним.

— Здравствуй, папа, — сказал Хосе, протягивая ему руку. — Я пришёл за тобой.

— Иду, Хосе, — прошептал Фуэнтес одними губами, а затем, повернувшись к расплывающемуся лицу склонившейся над ним Инес, улыбнулся из последних сил со словами: — Не ругай ребёнка — он и так напуган.

«Вот и умер бедняга, — с горечью подумала Гваделупе. — А может, оно и к лучшему — теперь он вместе с сыном.