Ящерица

Напротив, изобразил искреннее возмущение происходящим и якобы в приступе патриотизма отправился на фабрику «выполнять свой долг». Марианна сразу поверила. Что с неё возьмёшь — дура она и есть дура! В молодости хоть красивой была. Сейчас же, лет в сорок, подурнела, потолстела. И вид как у загнанной лошади. Что и говорить — не первой свежести. Кармен — совсем другое дело. Молоденькая пташечка, только что вылетевшая из гнезда. Ей ещё и двадцати пяти нет. Марианна в сравнении с ней жаба вылитая.

Он вдруг вспомнил взгляд супруги, полный беспокойства, который она подарила ему на прощание. И эти слова: «Будь осторожен, Энрико. Я боюсь за тебя!»

«Бойся, бойся», — думал он, лаская нежное тело любовницы и едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

Наконец, утомлённые страстными ласками, оба откинулись на подушки, тяжело дыша.

Чуть погодя Кармен предложила:

— Давай выпьем винца.

Энрико с удовольствием согласился.

Мелькая совершенным телом, «пташечка» встала с кровати и пошла на кухню. Энрико провожал взглядом её танцующие бёдра до тех пор, пока она не скрылась из виду.

«Я женюсь на ней, — думал он, блаженно потягиваясь. — Обязательно женюсь. Если только она бросит Луиса. А может, и бросать не понадобится — на работе пристрелят… Правда, дуру мою жалко — она ж больше замуж не выйдет. Ну ничего — так ей»…

Он не закончил мысль. У открытого окна послышалось странное шуршание. Словно кто-то махал крыльями. Нет, не птичка — слишком уж мощным был взмах. Конечно, это Кармен — кто ж ещё! Незаметно подкралась и теперь хочет его напугать.

— Пташечка моя! — потянул Энрико, оборачиваясь. — Иди ко мне, пта…

Тут он, наконец, увидел, кого только что так ласково окрестил… Раньше Энрико никогда не думал, что может так визжать. Громко, истошно, совсем как женщина. Перед ним была та, которая три года назад съела четверых. Потом после боя с одним безумцем исчезла. Думали, навсегда. И вот она вернулась, воспользовавшись суматохой. И стоит перед ним лицом к лицу, жаждет новых жертв.

Раздумывать было некогда. Как ошпаренный, Энрико спрыгнул с кровати и с криком: «Мама! Не хочу умирать!» — кинулся в ванную. Было слышно, как ящерица, махая крыльями, летит за ним и стучится когтями в запертую дверь.

— Энрико, что…? — обеспокоенный голос Кармен внезапно прервался истошным визгом.

Энрико, прижавшись к стенке, дрожал всем телом. Ему уже не было дело ни до любовницы, судя по звуку, упавшей в обморок, ни до плотских утех. В голова как на дрожжах распухала одна-единственная мысль: жить! только бы жить!

Удар, ещё удар — и дверца слетела с петель. Последнее, что Энрико видел, была оскалившаяся морда ящерицы. И мысль, яркая мысль озарила его мозг: «Глупец! Она не тебя хотела!»

Впрочем, мысль была не его, а некой Гваделупе, отравившейся крысиным ядом после смерти сына.

Тула. Сентябрь 2003 год

Ярославна открыла глаза. Что это было? Страшный сон? Тогда почему она сидит на коврике возле стиральной машинки, в тёмной ванной?

Юлька лежала на коленях, прижавшись к хозяйке всем телом и, обхватив её лапками, таращила испуганные глаза. Но ничего, что могло бы её напугать, рядом не было, а снаружи — ни звука.

«Так было это или не было?»

Девушка аккуратно поднялась, перекладывая Юльку на плечо и, нащупав дверь, открыла задвижку.

В прихожей было тихо. Только полка для обуви была опрокинута, а большое зеркало, висевшее над комодом, разбито вдребезги.

Ярославна побежала в спальню. Казалось, там прогулялся ураган. На полу вперемежку с разбитым оконным стеклом валялись черепки цветочных горшков с рассыпавшееся землёй и тем, что ещё вчера было цветами.

Значит, правда. Ящерица пришла, чтобы убить её. И непременно убила бы, окажись дверь не такой крепкой. Именно благодаря этому она, Ярославна, сейчас живая. Ящерица об этом наверняка знает. А значит, она опять прилетит.

— Что же делать, Юлечка? — впервые за всю ночь Ярославна позволила себе разрыдаться. — Съедят твою хозяйку!

Кошка по-прежнему смотрела на неё круглыми глазами. А за окном по нежно-розовым облакам поднималось к небу неяркое утреннее солнце.

Ну и начинается денёк! Просто ужасно! Ну почему именно сейчас маме вдруг понадобились новые сапоги? Неужели нельзя пойти за ними завтра? И это было бы ещё ничего — можно позвонить Петру Ивановичу и сообщить, что план под названием «Автобус» терпит фиаско. И тут же утешить огорчённого другим, наспех придуманным, которому Антон уже дал название «Покупка обуви». Но беда была в том, что на сотовом не было ни копейки. А домашний Петра Ивановича наотрез отказывался отвечать.

— Антош, ты скоро? — позвала из прихожей мать. Она уже оделась и ждала, когда сын последует её примеру.

— Иду, мам, — отозвался Антон.

«Ну что же это на невезуха!