Добавить в моё избранное
129 мин, 8 сек 8060
Здесь нужен врач… и полиция. Здесь очень-очень нужны врач и полиция! — она оставила Львушку стоять в коридоре: стоять, глядеть на экран смартфона, и читать сообщение от Мышки: «Единица двигается к вам».
«Звони в полицию, нет, в 112!» — написала ей Львушка: связь ловила не очень хорошо, сообщения пробирались с задержкой, а голос так и вовсе пропал бы.
Она заглянула в комнату, и в лицо стеной ударил ошеломительно сильный, просто оседающий в носу гнилой запах, такой пронизывающий, что аж глаза заслезились.
Свет из коридора освещал небольшой пятачок пола, и на краю этого света что-то шевелилось и гремело миской. Львушка нащупала выключатель, щелкнула — и натурально завопила, приглушив себя ладонью только в последний момент. На рваных тряпках на полу, скрученный, весь синий, голый, лежал Сапсан. Тонкие веревки глубоко впились в лодыжки, левая рука заломлена за спину, распухла и почернела, только правая свободна. Прямо перед ним стояли пустая собачья миска и черная коробка телеграфного ключа. Ими-то он и грохотал, а теперь смотрел умоляюще и почему-то молчал.
«И ВРАЧЕЙ ТОЖЕ ВЫЗЫВАЙ», — дописала она тут же. — «Мы нашли Сапсана, ему плохо».
Самым жутким было даже не зрелище и не запах, а это молчание. Он только начал скулить, как побитый пес, когда Джилли закутала его одной из тряпок и осторожно подтащила к свету. Он все стучал, стучал, стучал ручкой телеграфного ключа звонкую последовательность точек и тире… Львушка не очень хорошо понимала морзянку на слух, но тут была одна и та же строчка из пяти букв и символа паузы, раз за разом. «Кмндр кмндр кмндр», как будто заклинило. Мышка продублировала это же сообщение, а потом капсом набрала, что в полиции ей сказали не баловаться и бросили трубку, а в 112 она не может прорваться через уровни меню, телефон прерывает вызов раньше, чем она успевает что-то сказать.
— Так, — Львушка старалась держаться, не зареветь, потому что Джилли не ревела, — Мышка говорит, он сюда идет.
Сапсан дернулся так, что по ногам полилась кровь. У обеих не было ножей, и чем распутывать этот ужас было непонятно. Заломленная рука совсем посинела, на пальцах даже в страшную черноту, из-под ногтей сочилась желтоватая сукровица, мизинец сильно гноился и ужасно распух. Правый глаз совершенно утоп в черном синяке, побагровел и едва открывался, второй казался белым пятном на фоне лопнувшей сетки сосудов. Губы все были в кровоподтеках и синяках, бесформенное пятно, а не губы. И в волосах кровь… Львушка постаралась отпутать тонкую жесткую веревку от руки, и только тогда сообразила, что все связано: на горле был широкий кожаный ошейник, как у собаки, от кольца под волосами тяж уходил к руке, перекрывая кровообращение на уровне запястья, и дальше несколько перепутанных тяжей шли к спутанным ногам. Какое-то ужасное подобие гимнастической позы, когда надо тянутся стопами к затылку.
— Двери заперты, — Джилли тяжело дышала, дрожала и пыталась отковырять узел, раскровянив уже собственные ногти, потому что скользкая веревка не поддавалась. — Он до нас не доберется. Не сможет добраться. Лиль, проверь двери.
Львушка сорвалась с места, в коридоре только поняв, что бежать нельзя, надо контролировать себя, не паниковать. У нее же есть телефон, в конце концов. Набрала Мышке: «Продолжай звонить! Мы заперли двери!» — и решила сначала проверить вторую комнату, вдруг там было окно или еще один выход.
Здесь запах был другой. Фантастически мерзкий, тоже очень сильный, аж глаза слезились, но другой, хотя Львушка затруднилась бы сказать, в чем разница. Просто до смерти хотелось проветрить как следует. Комната была такой же неприветливой бетонной коробкой, что и напротив, но здесь хотя бы были нары с матрасом, подушкой и парой свернутых рулоном одеял, пять довольно тяжелых на вид металлических ящиков и небольшой столик. Блюдце со стеклянными тонкими осколками, какие-то тряпки в темных пятнах (Львушке очень не хотелось думать об их происхождении) — и нож! Хороший, крепкий, острый нож, папа называл такие «тактическими».
Может быть, в ящиках найдутся лекарства и рации, думала она, откидывая тяжелую крышу. Секунду она удивленно пялилась внутрь, задержав дыхание: там, сложенная втрое, находилась человекообразная фигура. Кукла, что ли? Упихана лицом вниз, буквально вбита в небольшой для нее ящик. Парик, черное и красное… Нет, таких огромных, толстых и вонючих кукол не бывает. Она тронула плечо, и пальцы буквально провалились в мягкую гнилую плоть.
Ее визг услышали бы, наверное, даже на Венере. Крышка хлопнулась на место, а Львушка влетела на нары, сжимая нож перед собой.
После мгновения панического ступора и безмыслия Львушка поняла, кто покоится в ящике. Лида; сложно было не узнать ее заношенные цветастые тряпки. Бойкая, неунывающая тетка с реки, пьянчужка и вредина. А теперь она там лежала и воняла, и… гнила. Вот, значит, откуда этот запах!
— Ты жива?
«Звони в полицию, нет, в 112!» — написала ей Львушка: связь ловила не очень хорошо, сообщения пробирались с задержкой, а голос так и вовсе пропал бы.
Она заглянула в комнату, и в лицо стеной ударил ошеломительно сильный, просто оседающий в носу гнилой запах, такой пронизывающий, что аж глаза заслезились.
Свет из коридора освещал небольшой пятачок пола, и на краю этого света что-то шевелилось и гремело миской. Львушка нащупала выключатель, щелкнула — и натурально завопила, приглушив себя ладонью только в последний момент. На рваных тряпках на полу, скрученный, весь синий, голый, лежал Сапсан. Тонкие веревки глубоко впились в лодыжки, левая рука заломлена за спину, распухла и почернела, только правая свободна. Прямо перед ним стояли пустая собачья миска и черная коробка телеграфного ключа. Ими-то он и грохотал, а теперь смотрел умоляюще и почему-то молчал.
«И ВРАЧЕЙ ТОЖЕ ВЫЗЫВАЙ», — дописала она тут же. — «Мы нашли Сапсана, ему плохо».
Самым жутким было даже не зрелище и не запах, а это молчание. Он только начал скулить, как побитый пес, когда Джилли закутала его одной из тряпок и осторожно подтащила к свету. Он все стучал, стучал, стучал ручкой телеграфного ключа звонкую последовательность точек и тире… Львушка не очень хорошо понимала морзянку на слух, но тут была одна и та же строчка из пяти букв и символа паузы, раз за разом. «Кмндр кмндр кмндр», как будто заклинило. Мышка продублировала это же сообщение, а потом капсом набрала, что в полиции ей сказали не баловаться и бросили трубку, а в 112 она не может прорваться через уровни меню, телефон прерывает вызов раньше, чем она успевает что-то сказать.
— Так, — Львушка старалась держаться, не зареветь, потому что Джилли не ревела, — Мышка говорит, он сюда идет.
Сапсан дернулся так, что по ногам полилась кровь. У обеих не было ножей, и чем распутывать этот ужас было непонятно. Заломленная рука совсем посинела, на пальцах даже в страшную черноту, из-под ногтей сочилась желтоватая сукровица, мизинец сильно гноился и ужасно распух. Правый глаз совершенно утоп в черном синяке, побагровел и едва открывался, второй казался белым пятном на фоне лопнувшей сетки сосудов. Губы все были в кровоподтеках и синяках, бесформенное пятно, а не губы. И в волосах кровь… Львушка постаралась отпутать тонкую жесткую веревку от руки, и только тогда сообразила, что все связано: на горле был широкий кожаный ошейник, как у собаки, от кольца под волосами тяж уходил к руке, перекрывая кровообращение на уровне запястья, и дальше несколько перепутанных тяжей шли к спутанным ногам. Какое-то ужасное подобие гимнастической позы, когда надо тянутся стопами к затылку.
— Двери заперты, — Джилли тяжело дышала, дрожала и пыталась отковырять узел, раскровянив уже собственные ногти, потому что скользкая веревка не поддавалась. — Он до нас не доберется. Не сможет добраться. Лиль, проверь двери.
Львушка сорвалась с места, в коридоре только поняв, что бежать нельзя, надо контролировать себя, не паниковать. У нее же есть телефон, в конце концов. Набрала Мышке: «Продолжай звонить! Мы заперли двери!» — и решила сначала проверить вторую комнату, вдруг там было окно или еще один выход.
Здесь запах был другой. Фантастически мерзкий, тоже очень сильный, аж глаза слезились, но другой, хотя Львушка затруднилась бы сказать, в чем разница. Просто до смерти хотелось проветрить как следует. Комната была такой же неприветливой бетонной коробкой, что и напротив, но здесь хотя бы были нары с матрасом, подушкой и парой свернутых рулоном одеял, пять довольно тяжелых на вид металлических ящиков и небольшой столик. Блюдце со стеклянными тонкими осколками, какие-то тряпки в темных пятнах (Львушке очень не хотелось думать об их происхождении) — и нож! Хороший, крепкий, острый нож, папа называл такие «тактическими».
Может быть, в ящиках найдутся лекарства и рации, думала она, откидывая тяжелую крышу. Секунду она удивленно пялилась внутрь, задержав дыхание: там, сложенная втрое, находилась человекообразная фигура. Кукла, что ли? Упихана лицом вниз, буквально вбита в небольшой для нее ящик. Парик, черное и красное… Нет, таких огромных, толстых и вонючих кукол не бывает. Она тронула плечо, и пальцы буквально провалились в мягкую гнилую плоть.
Ее визг услышали бы, наверное, даже на Венере. Крышка хлопнулась на место, а Львушка влетела на нары, сжимая нож перед собой.
После мгновения панического ступора и безмыслия Львушка поняла, кто покоится в ящике. Лида; сложно было не узнать ее заношенные цветастые тряпки. Бойкая, неунывающая тетка с реки, пьянчужка и вредина. А теперь она там лежала и воняла, и… гнила. Вот, значит, откуда этот запах!
— Ты жива?
Страница
32 из 39
32 из 39
