Добавить в моё избранное
111 мин, 47 сек 6474
Он сказал, что срочно едет в областное управление МГБ, чтобы заказать в мастерских этого управления такую печать. Надо сказать, что в мастерских МГБ работали опытные мастера — про них говорили, что они, если надо МГБ, смогут и блоху подковать. Так что сделать сургучную печать для них не представляло никаких трудностей.
Все письма на стол к цензору поступали уже вскрытыми (из группы «вскрытие»). Согласно правилам служебного распорядка, цензор на свой стол, кроме писем («документов»), никаких иных предметов класть не имел права. По тем же правилам важное значение придавалось чистоте рабочего места цензора. Приступая к работе, он обязан был чисто вымыть руки — это делалось для того, чтобы на вскрытых письмах ни в коем случае не оставалось следов, в том числе и отпечатков пальцев цензоров.
Вынимая письмо («документ») из конверта, цензор обязан был обратить внимание на то, чтобы после проверки этой же стороной вложить письмо обратно. Цензору было вменено в обязанность обращать внимание даже на оттиск штампа погашения марок, на следы клея на клапане и т. д. — все это были ориентиры, которыми он руководствовался, вкладывая письмо назад.
Помнится, вместе со мной в отделении ПК работали комсомолки Нина и Тамара Даниловы. Обе были активистками, принимавшими деятельное участие в общественной жизни коллектива. У обеих были идеально чистые анкеты. Мать была рядом с ними, отец, как следовало из документов, погиб в годы Отечественной войны-мало ли было таких судеб. Но вот в 1950 году совершенно неожиданно на их имя приходит из Западной Германии письмо — оказывается, отец остался жив, попал в плен и в конце концов оказался в ФРГ. Он спрашивал у дочерей совета, как ему быстрее вернуться к ним, в семью, домой. Письмо прошло через международное отделение, то есть попало в руки товарищам по работе сестер Даниловых, которые, так же как они, вскрывали письма в двух соседних комнатах. И что же? Сразу же после получения письма обе сестры написали заявление о том, что они отказываются от отца — предателя родины. Мать немедленно попросила развод. Ничего, однако, не помогло. Относительно сестер Даниловых тут же было составлено спецсообщение в МГБ, и в один день их обеих уволили из органов. Но это еще не все: уже после увольнения их заставили написать ответ отцу о том, что они живут очень хорошо, ни в чем не нуждаются и вообще жизнь в Советском Союзе прекрасна. Вот только после того, как такое письмо ушло в Германию, сотрудники Читинского управления МГБ сочли вопрос исчерпанным, а свою функцию выполненной.
А вот еще одна, не менее характерная история, происшедшая опять же на моих глазах в областном управлении МГБ. В отделе «А» — архиве — много лет работала Мария Николаевна Сергеева, в глазах начальства у нее была совершенно безупречная репутация, и ей оставалось совсем немного, кажется, год или два, до пенсии. К этому времени у нее подрос сын, получил аттестат зрелости и по окончании школы был принят в органы. Словом, все развивалось как будто бы по накатанной колее. Трагедия разразилась совер?шенно неожиданно. Выяснилось, что сын Сергеевой уже долгое время встречается с девушкой, живет с ней и та ждет от него ребенка. Сергеева решила как можно быстрее устроить свадьбу, но поскольку сын к тому времени уже работал в органах, данные его будущей жены должны были быть проверены. И вот в ходе проверки выясняется, что невеста происходит из семьи репрессированных. Причем репрессированы были не ее родители, а дед, которого сразу же после революции выслали в Читинскую область. Мать и сын были приглашены на беседу к секретарю партийной организации и в отдел кадров, где им недвусмысленно было сказано: если сын женится, то и он и мать будут уволены из органов. Насколько я помню, парень этот был очень привязан к невесте и, во всяком случае, ни за что не хотел ее бросить беременную. Он готов был даже уйти из органов. Но как быть с матерью, для которой увольнение было сопряжено с потерей пенсии? Вот перед такой дикой, бесчеловечной альтернативой оказались эти люди. И что же? Мать и сын остались служить в органах, а невеста не без помощи МГБ превратилась в мать-одиночку, судьба которой вследствие ее «подмоченного прошлого» уже мало кого волновала. Это только один из множественных примеров того, как органы МГБ вмешивались в личную жизнь своих сотрудников, не считаясь ни с привязанностью, ни с любовью, ни с семейным долгом.
Сотрудники ПК не ходили ни под горкомом, ни под райкомом. Наша парторганизация стояла на учете у первого секретаря Читинского горкома партии Пахомова. Лишь он и его заместитель знали вообще о ее существовании. Однажды Пахомов был приглашен на партсобрание в отделение ПК. Помнится, как, войдя в помещение ПК, секретарь горкома утратил свой хозяйский начальственный облик. И выступал он тоже не очень уверенно, тщательно подбирая каждое слово и поминутно оговариваясь, что он считает себя не вправе вмешиваться в нашу работу, а лишь хотел бы коснуться работы сети партийного просвещения.
Все письма на стол к цензору поступали уже вскрытыми (из группы «вскрытие»). Согласно правилам служебного распорядка, цензор на свой стол, кроме писем («документов»), никаких иных предметов класть не имел права. По тем же правилам важное значение придавалось чистоте рабочего места цензора. Приступая к работе, он обязан был чисто вымыть руки — это делалось для того, чтобы на вскрытых письмах ни в коем случае не оставалось следов, в том числе и отпечатков пальцев цензоров.
Вынимая письмо («документ») из конверта, цензор обязан был обратить внимание на то, чтобы после проверки этой же стороной вложить письмо обратно. Цензору было вменено в обязанность обращать внимание даже на оттиск штампа погашения марок, на следы клея на клапане и т. д. — все это были ориентиры, которыми он руководствовался, вкладывая письмо назад.
Помнится, вместе со мной в отделении ПК работали комсомолки Нина и Тамара Даниловы. Обе были активистками, принимавшими деятельное участие в общественной жизни коллектива. У обеих были идеально чистые анкеты. Мать была рядом с ними, отец, как следовало из документов, погиб в годы Отечественной войны-мало ли было таких судеб. Но вот в 1950 году совершенно неожиданно на их имя приходит из Западной Германии письмо — оказывается, отец остался жив, попал в плен и в конце концов оказался в ФРГ. Он спрашивал у дочерей совета, как ему быстрее вернуться к ним, в семью, домой. Письмо прошло через международное отделение, то есть попало в руки товарищам по работе сестер Даниловых, которые, так же как они, вскрывали письма в двух соседних комнатах. И что же? Сразу же после получения письма обе сестры написали заявление о том, что они отказываются от отца — предателя родины. Мать немедленно попросила развод. Ничего, однако, не помогло. Относительно сестер Даниловых тут же было составлено спецсообщение в МГБ, и в один день их обеих уволили из органов. Но это еще не все: уже после увольнения их заставили написать ответ отцу о том, что они живут очень хорошо, ни в чем не нуждаются и вообще жизнь в Советском Союзе прекрасна. Вот только после того, как такое письмо ушло в Германию, сотрудники Читинского управления МГБ сочли вопрос исчерпанным, а свою функцию выполненной.
А вот еще одна, не менее характерная история, происшедшая опять же на моих глазах в областном управлении МГБ. В отделе «А» — архиве — много лет работала Мария Николаевна Сергеева, в глазах начальства у нее была совершенно безупречная репутация, и ей оставалось совсем немного, кажется, год или два, до пенсии. К этому времени у нее подрос сын, получил аттестат зрелости и по окончании школы был принят в органы. Словом, все развивалось как будто бы по накатанной колее. Трагедия разразилась совер?шенно неожиданно. Выяснилось, что сын Сергеевой уже долгое время встречается с девушкой, живет с ней и та ждет от него ребенка. Сергеева решила как можно быстрее устроить свадьбу, но поскольку сын к тому времени уже работал в органах, данные его будущей жены должны были быть проверены. И вот в ходе проверки выясняется, что невеста происходит из семьи репрессированных. Причем репрессированы были не ее родители, а дед, которого сразу же после революции выслали в Читинскую область. Мать и сын были приглашены на беседу к секретарю партийной организации и в отдел кадров, где им недвусмысленно было сказано: если сын женится, то и он и мать будут уволены из органов. Насколько я помню, парень этот был очень привязан к невесте и, во всяком случае, ни за что не хотел ее бросить беременную. Он готов был даже уйти из органов. Но как быть с матерью, для которой увольнение было сопряжено с потерей пенсии? Вот перед такой дикой, бесчеловечной альтернативой оказались эти люди. И что же? Мать и сын остались служить в органах, а невеста не без помощи МГБ превратилась в мать-одиночку, судьба которой вследствие ее «подмоченного прошлого» уже мало кого волновала. Это только один из множественных примеров того, как органы МГБ вмешивались в личную жизнь своих сотрудников, не считаясь ни с привязанностью, ни с любовью, ни с семейным долгом.
Сотрудники ПК не ходили ни под горкомом, ни под райкомом. Наша парторганизация стояла на учете у первого секретаря Читинского горкома партии Пахомова. Лишь он и его заместитель знали вообще о ее существовании. Однажды Пахомов был приглашен на партсобрание в отделение ПК. Помнится, как, войдя в помещение ПК, секретарь горкома утратил свой хозяйский начальственный облик. И выступал он тоже не очень уверенно, тщательно подбирая каждое слово и поминутно оговариваясь, что он считает себя не вправе вмешиваться в нашу работу, а лишь хотел бы коснуться работы сети партийного просвещения.
Страница
32 из 33
32 из 33
