123 мин, 37 сек 2355
Но перед этим так вывернет наизнанку все намёки на реальность (не считая уже её самой), что сам господь с горя повесится. Как тебе такой вариантик? А ведь не исключена его возможность; как там говорится: всё может быть. Так что кончай-ка ты этим дерьмом заниматься; не вороши прошлое, а пусть всё будет — как будет. О» кей?
— Ну смотри, — развёл он руками, как бы несколько обескураженно, — как хочешь. Пусть будет — как будет… Только ты знаешь, почему в этом городе на улицах пусто?
— Ну, это тебе знать.
— Ты знаешь, — как можно откровеннее признался он, — я тоже не знаю. А может потому, что в городе этом вообще никого нет? А?
— Ну ты ж вроде всё видишь.
— Я-то вижу, что городку этому так и не надоело пустовать вот уже чёрт знает сколько лет. Альва твоя уже скоро подохнет с…
— Хватит про Альву, — попросил его Пит, — речь сейчас не о ней идёт. Точно?
— Ну да! Действительно, не о ней! — согласился он, словно его взбодрило то, что о этой мерзкой и противной толстухе можно больше и не вспоминать, — а о том, как долго городок наш пустует без тебя и без меня. Долго, да? А «папаша» наш почему-то даже и не намеревается хотя бы задуматься о том, чтоб сделать своего второго урода. И знаешь, почему? Только не спрашивай, откуда мне известно о «папашиных» мыслях, я знаю не только об этом… Итак, знаешь, почему всё-таки он не думает о втором сынке? Да потому, что раз на раз не приходится. Усёк?
А по-моему, он меня запутать хочет! — решил Пит, — ведёт речь о мире, в котором сам живёт. Да на черта этот мир нужен «нашему папаше»? Нет, всё-таки…
— Слушай, — перебил он его размышления, — а как тебе дошла моя способность заглядывать в твои мысли? Помнишь, у гробика с комиссаром полиции по имени Ван Стэлн?
О, чёрт! — простонал он в душе и больше не захотел ни о чём думать (на всякий случай).
— Это я тебе к тому, — продолжил тот, — чтоб не мудрил больше, а то ишь ты! не понравился я ему! Не понравился ты, сам себе. — Голос его стал жёстче. — А раз не понравился, нечего тебе там в своём времени делать, останешься здесь. А у меня для тебя кое-какой сюрпризик имеется. Так что…
Импровизировать надо! вот что! — без опаски пронеслась в голове Питера (до того, как он перебил своего визави) эта идея с такой скоростью, что даже сам хозяин едва успел разнюхать её налету (может, только потому и без опаски. Но, по сути, сама идея в общем-то не представляет собой ценности), — или кодировать свои мысли, в виде каких-нибудь заумных, да развычурных намёков.
— Ну ты погоди-то ссориться! — как можно мягче предложил ему Пит, — расскажи лучше, как тебе это удаётся — мысленно вытворять такие штуки. Ты ж этому, вроде, за несколько часов научился; а сразу, как ты говоришь, можно только перестараться. Только, ты, смотри, не вздумай решить, что я тебе не верю! просто, понимаешь, у меня всё в башке никак не может уложиться, каким образом ты это всё проделывал… вот ты сам войди в моё положение…
— Конечно-конечно! — обрадованно произнёс он, видимо, так и не успев прежде хоть чуть-чуть распутать ту кучу-малу из мыслей, что Пит Хьюрон (из прошлого) наскоро попытался наворотить в собственной голове, — сейчас я тебе это объясню! а то, я думал, ты уже не хочешь слушать.
И в этот самый момент, Питеру показалось, что отношение этого причудливого замысловатого типа к нему изменилось с какой-то бешенной скоростью, да настолько, что внимание его уже вроде бы и не наблюдало за мыслями Хьюрона; и что произошло это с такой непроизвольностью, что сам Пит вряд ли бы обзавёлся возможностью ожидать от себя такое. И после всего этого он окончательно понял, что единственное, чего типу этому по-настоящему не достаёт, так это хороший слушатель, или друг… почти такой же замечательный, как его механизм эмоций, в определённое время.
(но сам он, вероятно, прибывая в таком особенном одиночестве, либо не понимал того, или же сразу и понимал и не понимал, также как и не пытался понять, ведь его сознание разделено на бесчисленное множество разнообразных частей и частиц)
Ага, попробуй-ка, поживи в одиночестве столько лет, — размышлял он в течении нескольких секунд, пока мысли его — как ему казалось — были совершенно свободны и в них никто не заглядывал «извне». — В полном одиночестве… особенно, когда тебе не очень-то хочется, чтоб тебя кто-то окружал
(одновременно — и хочется и нельзя, так, пожалуй, было бы правильнее)
… Хотя… он ведь мог и выдумать себе такого друга (который лучше его настроения), чего ему стоило? Хотя, стоп! Он бы создал живое разумное существо, и совершил ошибку… как грубо и даже самоубийственно просчиталась природа, создав человека.
(своего убийцу)
Так что, зачем ему рисковать? зачем подбирать с пола возможность повторить ошибку природы? Вот та часть стороны, с которой ему просто тупо выдумывать себе друга.
— Ну смотри, — развёл он руками, как бы несколько обескураженно, — как хочешь. Пусть будет — как будет… Только ты знаешь, почему в этом городе на улицах пусто?
— Ну, это тебе знать.
— Ты знаешь, — как можно откровеннее признался он, — я тоже не знаю. А может потому, что в городе этом вообще никого нет? А?
— Ну ты ж вроде всё видишь.
— Я-то вижу, что городку этому так и не надоело пустовать вот уже чёрт знает сколько лет. Альва твоя уже скоро подохнет с…
— Хватит про Альву, — попросил его Пит, — речь сейчас не о ней идёт. Точно?
— Ну да! Действительно, не о ней! — согласился он, словно его взбодрило то, что о этой мерзкой и противной толстухе можно больше и не вспоминать, — а о том, как долго городок наш пустует без тебя и без меня. Долго, да? А «папаша» наш почему-то даже и не намеревается хотя бы задуматься о том, чтоб сделать своего второго урода. И знаешь, почему? Только не спрашивай, откуда мне известно о «папашиных» мыслях, я знаю не только об этом… Итак, знаешь, почему всё-таки он не думает о втором сынке? Да потому, что раз на раз не приходится. Усёк?
А по-моему, он меня запутать хочет! — решил Пит, — ведёт речь о мире, в котором сам живёт. Да на черта этот мир нужен «нашему папаше»? Нет, всё-таки…
— Слушай, — перебил он его размышления, — а как тебе дошла моя способность заглядывать в твои мысли? Помнишь, у гробика с комиссаром полиции по имени Ван Стэлн?
О, чёрт! — простонал он в душе и больше не захотел ни о чём думать (на всякий случай).
— Это я тебе к тому, — продолжил тот, — чтоб не мудрил больше, а то ишь ты! не понравился я ему! Не понравился ты, сам себе. — Голос его стал жёстче. — А раз не понравился, нечего тебе там в своём времени делать, останешься здесь. А у меня для тебя кое-какой сюрпризик имеется. Так что…
Импровизировать надо! вот что! — без опаски пронеслась в голове Питера (до того, как он перебил своего визави) эта идея с такой скоростью, что даже сам хозяин едва успел разнюхать её налету (может, только потому и без опаски. Но, по сути, сама идея в общем-то не представляет собой ценности), — или кодировать свои мысли, в виде каких-нибудь заумных, да развычурных намёков.
— Ну ты погоди-то ссориться! — как можно мягче предложил ему Пит, — расскажи лучше, как тебе это удаётся — мысленно вытворять такие штуки. Ты ж этому, вроде, за несколько часов научился; а сразу, как ты говоришь, можно только перестараться. Только, ты, смотри, не вздумай решить, что я тебе не верю! просто, понимаешь, у меня всё в башке никак не может уложиться, каким образом ты это всё проделывал… вот ты сам войди в моё положение…
— Конечно-конечно! — обрадованно произнёс он, видимо, так и не успев прежде хоть чуть-чуть распутать ту кучу-малу из мыслей, что Пит Хьюрон (из прошлого) наскоро попытался наворотить в собственной голове, — сейчас я тебе это объясню! а то, я думал, ты уже не хочешь слушать.
И в этот самый момент, Питеру показалось, что отношение этого причудливого замысловатого типа к нему изменилось с какой-то бешенной скоростью, да настолько, что внимание его уже вроде бы и не наблюдало за мыслями Хьюрона; и что произошло это с такой непроизвольностью, что сам Пит вряд ли бы обзавёлся возможностью ожидать от себя такое. И после всего этого он окончательно понял, что единственное, чего типу этому по-настоящему не достаёт, так это хороший слушатель, или друг… почти такой же замечательный, как его механизм эмоций, в определённое время.
(но сам он, вероятно, прибывая в таком особенном одиночестве, либо не понимал того, или же сразу и понимал и не понимал, также как и не пытался понять, ведь его сознание разделено на бесчисленное множество разнообразных частей и частиц)
Ага, попробуй-ка, поживи в одиночестве столько лет, — размышлял он в течении нескольких секунд, пока мысли его — как ему казалось — были совершенно свободны и в них никто не заглядывал «извне». — В полном одиночестве… особенно, когда тебе не очень-то хочется, чтоб тебя кто-то окружал
(одновременно — и хочется и нельзя, так, пожалуй, было бы правильнее)
… Хотя… он ведь мог и выдумать себе такого друга (который лучше его настроения), чего ему стоило? Хотя, стоп! Он бы создал живое разумное существо, и совершил ошибку… как грубо и даже самоубийственно просчиталась природа, создав человека.
(своего убийцу)
Так что, зачем ему рисковать? зачем подбирать с пола возможность повторить ошибку природы? Вот та часть стороны, с которой ему просто тупо выдумывать себе друга.
Страница
31 из 35
31 из 35