Добавить в моё избранное
106 мин, 47 сек 18424
Его рука на миг замерла, а ладонь до посинения сжала рукоять бритвы. Тодд понял, кто помог судье привести в действие хитроумный план. Этот боров причастен ко всему, что произошло!
«Смерть Христова… Неужели Господь услышал мои молитвы?».
— Здесь раньше жил какой-то парикмахер, с красивой, молодой женой… -Суини осторожно встал за спиной мясника, продолжая править бритву.
— Припоминаю что-то такое, — кашлянул в кулак здоровяк и погладил пальцами пунцовый шрам, что пересекал его лицо от левой брови до подбородка. — Кто тут только не жил, но все почему-то куда-то пропадали. Нехорошая квартирка. Надеюсь, вы надолго.
Тодд положил на плечо своего арендодателя ладонь и со всей силы сжал пальцы, заставив того приподняться в кресле от неожиданной боли.
— Всего-то лист бумаги, говоришь, — прошипел Суини, стиснув зубы. — Так это ты строчил доносы?!
Мясник замотал головой, пытаясь освободиться от железной хватки цирюльника, но в того словно вселилась тысяча демонов, наградив адской силой. Он понял, что сболтнул лишнего. Чертов парикмахер!
— Да кто ты такой?! — взвизгнул мясник.
— Кто я?! — рявкнул цирюльник и резким движением повернул кресло так, что оказался лицом к лицу со своим ненавистным врагом. — Не узнаешь, собака?! Это я тут жил много лет назад. Это твоими погаными лапами был написан донос, из-за которого я двадцать лет провел в тюрьме, моя жена покончила с собой, а моя дочь…
Суини захлебнулся в порыве ненависти, а мясник вжал голову в плечи и мечтал раствориться в воздухе. Он понял, что эта встреча не кончится для него ничем хорошим, если он немедленно не уберется отсюда. Краем глаза здоровяк косился на дверь и выжидал момент, чтобы взять ноги в руки и дать деру. Он даже разработал некий план: сначала оказаться на улице, а потом прямиком к судье. Еще один донос и этого цирюльник четвертуют на площади! Но чтобы план осуществился, нужно как-то ослабить внимание этого чертового парикмахера.
— Я просьбу выполнял судьи! Такие просьбы, как приказ, ты же понимаешь, — мясник сделал попытку встать, но Тодд навалился на него всем весом и вжал в кресло.
— Не все приказы нужно выполнять. Строчил донос… Чтобы судья «милейший» завладел чужой женой, а ты соседским домом, да?
— Я… Я тебя вспомнил! — дядя Ловетт от ужаса округлил глаза. — Ты тот самый парикмахер…
Суини отступил назад на несколько шагов и театрально засмеялся.
— А я думал, что мясники помнят только кровавые куски и разделанные туши!
— Я уважаемая личность, я знаком с самим судьей! — здоровяк попытался нагнать ужаса на Тодда. — Тебе это с рук не сойдет! На этот раз смертный приговор тебе обеспечен. Я такого про тебя напишу, что…
Договорить он не успел.
— Передай привет дьяволу! — Суини молнией метнулся к мяснику и взмахнул бритвой.
Отточенная сталь вспорола горло, и кровь хлынула фонтаном в разные стороны. Тодд замер, словно мраморное изваяние, осознав, что натворил. Он выронил бритву и стал пятиться назад, пока без сил не опустился на кровать. Дядя Ловетт хрипел и пытался зажать рану руками. Он сполз на пол, опрокинув кресло, и стал захлебываться собственной кровью. Через минуту наступила гробовая тишина.
— Прости, Отец наш, овцу заблудшую, ибо не знает она, что творит, — священник Эбеттор перекрестился и отошел от распятия.
Он осмотрел внутреннее убранство церкви, в которой служил уже почти тридцать лет, и пожалел, что прихожан почти не осталось. Кресла бы обновить, потерлись за долгие годы. Нынешние обитатели Луишема не особо жаждали общаться со Всевышним. Многие потеряли веру: если Он существует, то почему допустил, что мир скатился в тлен?! Почему позволил городу погрязнуть в пороках? Либо бог ослеп, либо его просто нет, но в любом случае, если ему плевать на горожан, то последние решили платить ему той же монетой.
А ведь необходимо пополнить запас свечей, еще ежемесячное пожертвование в приют Святой Анны, где полным-полно детишек. Он и так ограничивает себя во всем, в чем только можно. Хорошо еще дочь не требует от него многого, растет послушной и неприхотливой. Эбеттор души не чает в девушке, хоть она и не приходится ему родней по крови. Двадцать лет назад кто-то подбросил малютку в бельевой корзине к дверям его прихода. С тех самых пор пастор и заботится о ней. Но сама Элиза, так звали девушку, не знала этого. Она считала священника своим настоящим отцом. Ни к чему ей знать правду. Кому будет приятно, если ему скажут, что его бросили в младенчестве на улице? Такой человек, рано или поздно, может озлобиться на весь мир и натворить таких дел, что целый монастырь не отмолит его грехов.
Священник тяжело вздохнул, вновь повернулся к огромному распятию и перекрестился.
— Отец, — прозвучал прекрасный, тонкий голос за его спиной. — Отец, ты не знаешь, куда подевалось белье, что я развесила сушиться в келье?
«Смерть Христова… Неужели Господь услышал мои молитвы?».
— Здесь раньше жил какой-то парикмахер, с красивой, молодой женой… -Суини осторожно встал за спиной мясника, продолжая править бритву.
— Припоминаю что-то такое, — кашлянул в кулак здоровяк и погладил пальцами пунцовый шрам, что пересекал его лицо от левой брови до подбородка. — Кто тут только не жил, но все почему-то куда-то пропадали. Нехорошая квартирка. Надеюсь, вы надолго.
Тодд положил на плечо своего арендодателя ладонь и со всей силы сжал пальцы, заставив того приподняться в кресле от неожиданной боли.
— Всего-то лист бумаги, говоришь, — прошипел Суини, стиснув зубы. — Так это ты строчил доносы?!
Мясник замотал головой, пытаясь освободиться от железной хватки цирюльника, но в того словно вселилась тысяча демонов, наградив адской силой. Он понял, что сболтнул лишнего. Чертов парикмахер!
— Да кто ты такой?! — взвизгнул мясник.
— Кто я?! — рявкнул цирюльник и резким движением повернул кресло так, что оказался лицом к лицу со своим ненавистным врагом. — Не узнаешь, собака?! Это я тут жил много лет назад. Это твоими погаными лапами был написан донос, из-за которого я двадцать лет провел в тюрьме, моя жена покончила с собой, а моя дочь…
Суини захлебнулся в порыве ненависти, а мясник вжал голову в плечи и мечтал раствориться в воздухе. Он понял, что эта встреча не кончится для него ничем хорошим, если он немедленно не уберется отсюда. Краем глаза здоровяк косился на дверь и выжидал момент, чтобы взять ноги в руки и дать деру. Он даже разработал некий план: сначала оказаться на улице, а потом прямиком к судье. Еще один донос и этого цирюльник четвертуют на площади! Но чтобы план осуществился, нужно как-то ослабить внимание этого чертового парикмахера.
— Я просьбу выполнял судьи! Такие просьбы, как приказ, ты же понимаешь, — мясник сделал попытку встать, но Тодд навалился на него всем весом и вжал в кресло.
— Не все приказы нужно выполнять. Строчил донос… Чтобы судья «милейший» завладел чужой женой, а ты соседским домом, да?
— Я… Я тебя вспомнил! — дядя Ловетт от ужаса округлил глаза. — Ты тот самый парикмахер…
Суини отступил назад на несколько шагов и театрально засмеялся.
— А я думал, что мясники помнят только кровавые куски и разделанные туши!
— Я уважаемая личность, я знаком с самим судьей! — здоровяк попытался нагнать ужаса на Тодда. — Тебе это с рук не сойдет! На этот раз смертный приговор тебе обеспечен. Я такого про тебя напишу, что…
Договорить он не успел.
— Передай привет дьяволу! — Суини молнией метнулся к мяснику и взмахнул бритвой.
Отточенная сталь вспорола горло, и кровь хлынула фонтаном в разные стороны. Тодд замер, словно мраморное изваяние, осознав, что натворил. Он выронил бритву и стал пятиться назад, пока без сил не опустился на кровать. Дядя Ловетт хрипел и пытался зажать рану руками. Он сполз на пол, опрокинув кресло, и стал захлебываться собственной кровью. Через минуту наступила гробовая тишина.
— Прости, Отец наш, овцу заблудшую, ибо не знает она, что творит, — священник Эбеттор перекрестился и отошел от распятия.
Он осмотрел внутреннее убранство церкви, в которой служил уже почти тридцать лет, и пожалел, что прихожан почти не осталось. Кресла бы обновить, потерлись за долгие годы. Нынешние обитатели Луишема не особо жаждали общаться со Всевышним. Многие потеряли веру: если Он существует, то почему допустил, что мир скатился в тлен?! Почему позволил городу погрязнуть в пороках? Либо бог ослеп, либо его просто нет, но в любом случае, если ему плевать на горожан, то последние решили платить ему той же монетой.
А ведь необходимо пополнить запас свечей, еще ежемесячное пожертвование в приют Святой Анны, где полным-полно детишек. Он и так ограничивает себя во всем, в чем только можно. Хорошо еще дочь не требует от него многого, растет послушной и неприхотливой. Эбеттор души не чает в девушке, хоть она и не приходится ему родней по крови. Двадцать лет назад кто-то подбросил малютку в бельевой корзине к дверям его прихода. С тех самых пор пастор и заботится о ней. Но сама Элиза, так звали девушку, не знала этого. Она считала священника своим настоящим отцом. Ни к чему ей знать правду. Кому будет приятно, если ему скажут, что его бросили в младенчестве на улице? Такой человек, рано или поздно, может озлобиться на весь мир и натворить таких дел, что целый монастырь не отмолит его грехов.
Священник тяжело вздохнул, вновь повернулся к огромному распятию и перекрестился.
— Отец, — прозвучал прекрасный, тонкий голос за его спиной. — Отец, ты не знаешь, куда подевалось белье, что я развесила сушиться в келье?
Страница
11 из 30
11 из 30
