На краю: Легенда о Суини Тодде

Пастор покачал головой и пошел навстречу белокурой девушке, одетой в простое льняное платье и старую вязаную кофточку.

— Дитя моё, — Эбеттор заключил дочь в объятия и поцеловал в лоб. — Зачем перед иконой, над свечами? Грешно.

— Святая дева мне простит, а над свечами высохнет быстрее, — попыталась оправдаться та, прижимаясь к отцу.

— К тому же ты сама знаешь, что свечи нынче в дефиците, да и пожара в храме только не хватало.

Элиза улыбнулась и, высвободившись из крепких объятий отца, перекрестилась, глядя на распятие.

— Ты служишь Господу уже немало лет, и я в молитвах дни и ночи провожу. Неужто он допустит?

Священник поправил ворот сутаны и горько усмехнулся.

— Он? Допустит… Святая простота, как у тебя все ясно и прозрачно.

Эбеттор стоял спиной к входу в церковь, закрывая собой Элизу, и не видел, как в исповедальню кто-то зашел. Он услышал только, как хлопнула дверца. Девушка выглянула из-за отцовского плеча.

— Ступай, а я займусь мирскими делами. Не бойся за меня, я буду осторожна и постараюсь не спалить наш приход.

Элиза серой мышкой прошмыгнула в тайный ход за алтарем, а священник направился в исповедальню, вслушиваясь в эхо собственных шагов, что летало под сводами храма.

Эбеттор сел на скрипучий стул и прикрыл глаза, чтобы привыкнуть к полумраку, царящему внутри. По ту сторону сетчатой перегородки раздался тяжелый вздох и мужской голос произнес.

— Мне нужно исповедаться, святой отец…

Пастор откинулся на спинку стула.

— Я готов тебя выслушать, сын мой и отпустить тебе твои грехи, ведь воля моя — это воля Отца нашего, а он, как ты знаешь, милостив. Покайся.

Вновь прозвучал вздох.

— Я… Я убил, святой отец.

— Это большой грех, сын мой. Кого и за что? — спросил пастор.

— Убил из мести. Мясника, — прозвучал ответ, заставивший Эбеттора насторожиться. — Я был несправедливо осужден, а он, подлец, тот самый написал донос…

Священник напрягся и выпрямился, словно ученик перед преподавателем. Теперь он догадался, кто сидит напротив него. Это Суини Тодд, тот самый цирюльник, что был когда-то женат на молодой красавице Бетти, которая покончила с собой, не выдержав домогательства судьи. Того самого, что отправил ее мужа в тюрьму, а теперь бесчинствует, пользуясь своей безграничной властью. Воистину пути Господни неисповедимы. Суини Тодд… А ведь Элиза, та самая девочка, что воспитывалась при храме, и есть дочь цирюльника. Он это сразу понял, как только нашел подкидыша. Будучи молодым капелланом Эбеттор крестил малышку при рождении и сразу же узнал небольшое родимое пятнышко на ее шее в форме сердца. Вот это поворот! Может, сказать Суини, что его дочь жива? Но как он на это отреагирует? И потом, ведь это он, он, а никто-то другой воспитал Элизу. Нет! Нет, так просто он ее не отдаст. Никто не должен узнать правды.

— Раскаяние твое, я вижу, глубоко, — священник промокнул платком вспотевший от волнения лоб. — Я прощаю тебе сей грех, сын мой, ступай.

Но ответ, прозвучавший с той стороны, озадачил Эбеттора.

— Не знаю… Боюсь, я не раскаиваюсь вовсе.

И тут в голове служителя промелькнула крамольная мысль. Он сглотнул и дрожащим голосом произнес:

— Сын мой, Господь тебя простил. Но если ты хочешь поговорить вне стен храма, то на заднем дворе есть прекрасный сад, я в нем люблю прогуливаться и собираюсь это сделать сразу после… Ступай, — и уже шепотом добавил: — И жди меня.

Петли скрипнули и одна часть исповедальни опустела. Священник подождал, пока стихли звуки шагов, оттянул ворот сутаны, громко выдохнул и посмотрел на свои ладони, дрожащие толи от волнения, толи от страха.

«Прости меня, Отец мой, что замыслил я сделать сего грешника слепым орудием в руках моих».

Пастор перекрестился и покинул исповедальню.

Суини прогуливался по узкой дорожке, посыпанной гранитной крошкой, и вдыхал аромат цветов вишни. Он никогда не подозревал, что среди мрачных и серых городских джунглей Лондона есть этот оазис, приют для вечных странников. Суини остановился и закрыл глаза. На мгновение он забыл обо всем: о том, что всего полчаса назад, как свинье, перерезал горло мяснику, что потерял жену и дочь, обо всем. Послышались шаги, вернувшие Тодда в реальность, которая снова навалилась на него, как мешок с углем на чернорабочего в порту. Он повернулся и увидел, что к нему приближается святой отец. Тот кивком поприветствовал своего гостя и жестом пригласил присесть на лаку под пышной вишней.

Суини принял приглашение и опустился на тесаные доски, плотнее закутавшись в плащ. Хозяин сада присел рядом, аккуратно расправив сутану. В молчании он провели несколько минут, а затем цирюльник нарушил гнетущую тишину.

— Он получил по заслугам. Сначала я чуть с ума не сошел, а потом понял, что этот гад заслужил смерть.