Добавить в моё избранное
106 мин, 47 сек 18415
Но его опасения не оправдались. Впереди показалась группа девушек. Они громко смеялись, спорили и размахивали руками. Завидев одинокого прохожего, девицы побросали сигареты.
— Не желаете развлечься? — спросила одна из них, одетая в короткое платье. Ее ноги были затянуты в порванные чулки, а прическа на голове говорила о том, что на туалет у девушки времени не хватало.
Суини посторонился.
— Благодарю, не надо…
— Ну, если не устраиваю я, то выберите другую! — не отставала проститутка, хватая Тодда за рукав.
— Увольте, — освободился от цепких пальцев Суини и прибавил шаг.
— Импотент чертов… — услышал он фразу, брошенную в спину.
Жрицы любви вновь закурили и принялись в голос что-то обсуждать.
«Бред!» — подумал Тодд, оглядываясь.
Что должно было произойти, чтобы город скатился в сточную канаву? Как Элизабет с дочкой живут тут?! Надо срочно выбираться отсюда подальше. Он обязательно что-нибудь придумает, устроится на работу, возьмет кредит в банке, но вытащит семью из этого ужаса. Вот впереди показалась знакомая вывеска лавки мясника.
«Надо же, — удивился Суини, — сколько лет прошло, а этот прохвост еще торгует!».
Он ускорил шаг, а на его сером, худом лице заиграла улыбка. Еще бы, ведь напротив жилища мясника его собственный дом, который он покинул двадцать лет назад. Там его ждет Элизабет, там его ждет дочь. Смерть Христова, ведь он даже не знает, как ее зовут. Они не успели придумать для малютки имени.
Последние ярды Суинни преодолел бегом. Его сердце бешено колотилось, норовя выпрыгнуть из груди. Вот уже он поравнялся с витриной мясной лавки, за стеклом которой висел большой рекламный плакат, возвещавший о том, что тут продается лучше мясо во всем Луишеме.
Тодд повернулся к рекламе спиной, и его взор задержался на витрине закусочной. А ведь когда-то располагалась его цирюльня… Затем, не спеша, пробежал взглядом по ступеням боковой лестницы, что вела в его квартирку. Пусть маленькую, но свою.
«Смерть Христова, — Суини стал задыхаться. — Сейчас я увижу их. Двадцать лет»….
Долгожданный миг настал. Тодд рванул по ступеням вверх, протянул руку к ручке двери, но замер на пороге, так и не открыв свору. С потрескавшегося дверного полотна на него смотрела старая, выцветшая табличка, гласившая:
«Сдаётся».
Лицо Суини вспыхнуло огнем. Жар жег все его тело, а в груди словно оборвалась струна, соединявшая желание жить с надеждой увидеть дорогих сердцу людей. Мужчина робко толкнул дверь, потом подергал ручку, но дверь оказалась запертой. Тодд закрыл глаза, тяжело вздохнул и прислонился спиной к стене. Неизвестно почему, но он понял — Элизабет, его жены, больше нет. Она ни за что бы не покинула этот дом. Она непременно дождалась бы его! То, что произошло что-то страшное, Суини начал подозревать еще в тюрьме, но гнал подобные мысли прочь. За все долгие годы он не получил от Бетти, так Тодд называл супругу, ни единого письма, что на нее совсем не походило. И вот сейчас он окончательно почувствовал, что остался абсолютно один. Горло сдавило порывом рыдания, но Суини сдержался. Он несколько раз глубоко вздохнул, и вновь сунул руку в карман, нащупав холодную рукоять опасной бритвы, которая за двадцать лет стала неотделимой его частью. Он прятал ее, когда охранники проверяли камеру, ибо это подарок Элизабет, единственное, что удалось взять с собой. Сколько раз Тодд ощущал холод ее стали на своем горле, но отводил руку. Желание увидеть жену и дочку пересиливало жажду смерти. Если бы не мысли о них… Но сейчас в этом мире его уже ничего не держало. Зачем жить, если любить некого? Жизнь потеряла для Суини всякий смысл. Вновь греховные мысли начали застилать его разум. И тут…
Раздался вой полицейской сирены, за которой зазвучали крики, по улице разнесся топот ног. Тодд оставил на время мысли о самоубийстве и спустился по лестнице, чтобы посмотреть, что происходит. С той стороны, откуда он только что пришел, на него бежали те самые девицы легкого поведения, а за ними группа молодых людей, гонимая отрядом полицейских в черной униформе, вооруженных дубинками и щитами из противоударного поликарбоната.
«Сейчас и мне достанется ни за что, в лучшем случае, — подумал Суини. — А в худшем, меня опять упекут в тюрьму. Хотя теперь это не имеет значения».
В этот самый момент вой сирены прозвучал и с другой стороны улицы. Копы отрезали пути к отступлению.
«Интересно, что это за дичь, если на ее загон привлекли столько сил? Вероятно, недовольные нынешней властью, как тот бедолага, что стоял с плакатом у моста».
Такие всегда становятся объектами гонений, даже если их претензии обоснованы. Не любит власть критику, никакую, даже конструктивную.
Тодд спрятался за лестницей, надеясь, что его не увидят. Тем временем девушки и юноши поравнялись с укрытием Суини, не зная, куда бежать, с обеих концов улицы на них наступали отряды полицейских, прикрываясь щитами.
— Не желаете развлечься? — спросила одна из них, одетая в короткое платье. Ее ноги были затянуты в порванные чулки, а прическа на голове говорила о том, что на туалет у девушки времени не хватало.
Суини посторонился.
— Благодарю, не надо…
— Ну, если не устраиваю я, то выберите другую! — не отставала проститутка, хватая Тодда за рукав.
— Увольте, — освободился от цепких пальцев Суини и прибавил шаг.
— Импотент чертов… — услышал он фразу, брошенную в спину.
Жрицы любви вновь закурили и принялись в голос что-то обсуждать.
«Бред!» — подумал Тодд, оглядываясь.
Что должно было произойти, чтобы город скатился в сточную канаву? Как Элизабет с дочкой живут тут?! Надо срочно выбираться отсюда подальше. Он обязательно что-нибудь придумает, устроится на работу, возьмет кредит в банке, но вытащит семью из этого ужаса. Вот впереди показалась знакомая вывеска лавки мясника.
«Надо же, — удивился Суини, — сколько лет прошло, а этот прохвост еще торгует!».
Он ускорил шаг, а на его сером, худом лице заиграла улыбка. Еще бы, ведь напротив жилища мясника его собственный дом, который он покинул двадцать лет назад. Там его ждет Элизабет, там его ждет дочь. Смерть Христова, ведь он даже не знает, как ее зовут. Они не успели придумать для малютки имени.
Последние ярды Суинни преодолел бегом. Его сердце бешено колотилось, норовя выпрыгнуть из груди. Вот уже он поравнялся с витриной мясной лавки, за стеклом которой висел большой рекламный плакат, возвещавший о том, что тут продается лучше мясо во всем Луишеме.
Тодд повернулся к рекламе спиной, и его взор задержался на витрине закусочной. А ведь когда-то располагалась его цирюльня… Затем, не спеша, пробежал взглядом по ступеням боковой лестницы, что вела в его квартирку. Пусть маленькую, но свою.
«Смерть Христова, — Суини стал задыхаться. — Сейчас я увижу их. Двадцать лет»….
Долгожданный миг настал. Тодд рванул по ступеням вверх, протянул руку к ручке двери, но замер на пороге, так и не открыв свору. С потрескавшегося дверного полотна на него смотрела старая, выцветшая табличка, гласившая:
«Сдаётся».
Лицо Суини вспыхнуло огнем. Жар жег все его тело, а в груди словно оборвалась струна, соединявшая желание жить с надеждой увидеть дорогих сердцу людей. Мужчина робко толкнул дверь, потом подергал ручку, но дверь оказалась запертой. Тодд закрыл глаза, тяжело вздохнул и прислонился спиной к стене. Неизвестно почему, но он понял — Элизабет, его жены, больше нет. Она ни за что бы не покинула этот дом. Она непременно дождалась бы его! То, что произошло что-то страшное, Суини начал подозревать еще в тюрьме, но гнал подобные мысли прочь. За все долгие годы он не получил от Бетти, так Тодд называл супругу, ни единого письма, что на нее совсем не походило. И вот сейчас он окончательно почувствовал, что остался абсолютно один. Горло сдавило порывом рыдания, но Суини сдержался. Он несколько раз глубоко вздохнул, и вновь сунул руку в карман, нащупав холодную рукоять опасной бритвы, которая за двадцать лет стала неотделимой его частью. Он прятал ее, когда охранники проверяли камеру, ибо это подарок Элизабет, единственное, что удалось взять с собой. Сколько раз Тодд ощущал холод ее стали на своем горле, но отводил руку. Желание увидеть жену и дочку пересиливало жажду смерти. Если бы не мысли о них… Но сейчас в этом мире его уже ничего не держало. Зачем жить, если любить некого? Жизнь потеряла для Суини всякий смысл. Вновь греховные мысли начали застилать его разум. И тут…
Раздался вой полицейской сирены, за которой зазвучали крики, по улице разнесся топот ног. Тодд оставил на время мысли о самоубийстве и спустился по лестнице, чтобы посмотреть, что происходит. С той стороны, откуда он только что пришел, на него бежали те самые девицы легкого поведения, а за ними группа молодых людей, гонимая отрядом полицейских в черной униформе, вооруженных дубинками и щитами из противоударного поликарбоната.
«Сейчас и мне достанется ни за что, в лучшем случае, — подумал Суини. — А в худшем, меня опять упекут в тюрьму. Хотя теперь это не имеет значения».
В этот самый момент вой сирены прозвучал и с другой стороны улицы. Копы отрезали пути к отступлению.
«Интересно, что это за дичь, если на ее загон привлекли столько сил? Вероятно, недовольные нынешней властью, как тот бедолага, что стоял с плакатом у моста».
Такие всегда становятся объектами гонений, даже если их претензии обоснованы. Не любит власть критику, никакую, даже конструктивную.
Тодд спрятался за лестницей, надеясь, что его не увидят. Тем временем девушки и юноши поравнялись с укрытием Суини, не зная, куда бежать, с обеих концов улицы на них наступали отряды полицейских, прикрываясь щитами.
Страница
3 из 30
3 из 30
