Добавить в моё избранное
110 мин, 49 сек 15788
Такая хорошая семья — отец, мать, старшая дочь… Сын вроде тоже хороший парень, но немного чудаковатый и мрачный. Почему же судьба так обошлась с этими замечательными людбми?
Только дочь — девятнадцатилетняя Гвен — осталась в живых Но мое мнение — лучше бы девочка не мучилась (простите меня за эти лова… Почти год она пролежала в коме. Она потеряла память, а сейчас напоминает какую-то душевнобольную… А ведь раньше, до катастрофы, она был умной, начитанной девочкой. Гвен Тельбот — лучшая ученица школы, участвовала во множестве олимпиад, вежливая, начитанная, с ней всегда было о чем-то поговорить. И вдруг все разрушилось… Наверное, она мечтала пойти в престижный колледж, выйти замуж, о сногсшибательной карьере… Но ничему не суждено было исполниться. Ее научили писать собственное имя, много чему еще. Но она никогда больше не станет прежней Гвен Тельбот.
Откуда-то все сразу обо всем узнали. Эта новость передавалась из уст в уста целый день, и вскоре в округе не осталось не одного человека, кто бы не знал, какая участь постигла семью Тельботов.
Джулия Керлвуд посмаковав это чудовищное событие, совершенно не представляла как сообщить (и желательно помягче) это все своей дочери. Сид был лучшим другом Энни, и она очень сильно будет переживать, это точно.
Как же сказать?
Она стала перебирать в голове слова, ходя по двору туда-сюда. И чем больше вариантов приходило ей на ум, тем нелепее они становились, и тем невыносимее Джулия себя чувствовала.
Хотя, может, и не придется не о чем говорить?
Возможно, Энни уже сама обо всем узнала. Серьезно. Конечно она никуда не выходила из дома — она ведь болеет после вчерашнего «представления». Зачем она это учинила? Ни одного здравого ответа ее матери на ум не приходило.
Подул ветер, и сделалось совсем холодно и мерзко. Джулия зашла в дом.
Решившись на отчаянный поступок — проверить Энни, она, еле волоча ноги, поплелась к ее комнате.
Блек-металл играл совсем тихо. Во всяком случае, гораздо тише, чем Анастасия всегда его слушала. Это было что-то крайне депрессивно-печальное, с нотками истории. Деушка надрывно пела под некое «загробное» пианино; ко всему этому примешивался звук дождя, слышалось, как гремит гром.
Энни дремала. С открытыми глазами. Свернувшись калачиком, она лежала и, не отрываясь, смотрела в одну точку. Сейчас она была сознанием далеко отсюда, решила ее мать, и, не справившись с собой, вышла. Мрачная атмосфера, царившая в этой комнате, угнетала и давила, как пресс. Здесь нельзя было находиться.
Джулия так ничего ей и не сказала. Ни в этот день, не в следующий. Она просто не могла. Не могла и все. Ей не хватало решимости. Она не знала, чего ждать от Энни — что она сделает в таком состоянии. За дочь миссис Керлвуд было страшно. Женщина не считала лишним почаще заходить к Энни в комнату, чтобы только убедиться, все ли в порядке с девочкой.
Та чаще всего отключалась. Или ее не оказывалось дома. Но в итоге всегда выяснялось, что с ней все в порядке, и она в полном здравии. Только вот все, что она делала, стало еще более необъяснимым, чем раньше.
«Она съезжает с катушек», — как-то легкомысленно заметил мистер Керлвуд.
Родители уже перестали допытываться у нее, почему она всегда уходит, никого об этом не предупредив, куда уходит; а, главное, — почему никому ничего не говорит. Энни начала огрызаться — сперва как-то мягко, но дальше все в более жесткой форме.
Со временем на это все меньше обращали внимание. Ведь как ее не ругай, она все равно будет стоять на своем, как не угрожай, на нее слова не будут оказывать желаемого эффекта. Можно даже бить ее, но от этого Энни станет еще злее. К тому же нельзя забывать, что она способна на многое.
«Возьмись ты за ум! — кричал как-то отец, выйдя из себя — до того ему осточертели закидоны дочери. — Все, что ты делаешь, это все — херня! Это жлобство! Или у тебя мозги отрофировались?!»
Этот неприятный разговор происходил в 11:00 у Энни в комнате. Не слишком приятно начинался день, это верно.
Энни смотрела на него с нескрываемой ненавистью. Ее черные глаза таки и светились злостью. Она только что пришла с улицы и не известно где пропадала всю ночь. В общем, по этому скандал и учинили.
— Твои праведные тирады ничего не значит! — взбесилась девчонка. Порой ее собственные слова были слишком странными. — А твой гнев вернется к тебе же самому! Ты хочешь вразумить меня, не понимая, что этим заставляешь меня тебя ненавидеть! Лучше вам оставить меня в покое, — обратилась Энни к обоим родителям, то т дело переводя маниакальный взгляд с одного на другого. — Уходите!!
Отец начал дурацкую лекцию словами: «Пока ты живешь в нашем доме, ты будешь жить по нашим порядкам»… и прочий бред. Эти слова любому знакомы. В каждой семье конфликты между родителями и детьми похожи до невозможности.
— Это намек на то, чтобы я ушла?
Только дочь — девятнадцатилетняя Гвен — осталась в живых Но мое мнение — лучше бы девочка не мучилась (простите меня за эти лова… Почти год она пролежала в коме. Она потеряла память, а сейчас напоминает какую-то душевнобольную… А ведь раньше, до катастрофы, она был умной, начитанной девочкой. Гвен Тельбот — лучшая ученица школы, участвовала во множестве олимпиад, вежливая, начитанная, с ней всегда было о чем-то поговорить. И вдруг все разрушилось… Наверное, она мечтала пойти в престижный колледж, выйти замуж, о сногсшибательной карьере… Но ничему не суждено было исполниться. Ее научили писать собственное имя, много чему еще. Но она никогда больше не станет прежней Гвен Тельбот.
Откуда-то все сразу обо всем узнали. Эта новость передавалась из уст в уста целый день, и вскоре в округе не осталось не одного человека, кто бы не знал, какая участь постигла семью Тельботов.
Джулия Керлвуд посмаковав это чудовищное событие, совершенно не представляла как сообщить (и желательно помягче) это все своей дочери. Сид был лучшим другом Энни, и она очень сильно будет переживать, это точно.
Как же сказать?
Она стала перебирать в голове слова, ходя по двору туда-сюда. И чем больше вариантов приходило ей на ум, тем нелепее они становились, и тем невыносимее Джулия себя чувствовала.
Хотя, может, и не придется не о чем говорить?
Возможно, Энни уже сама обо всем узнала. Серьезно. Конечно она никуда не выходила из дома — она ведь болеет после вчерашнего «представления». Зачем она это учинила? Ни одного здравого ответа ее матери на ум не приходило.
Подул ветер, и сделалось совсем холодно и мерзко. Джулия зашла в дом.
Решившись на отчаянный поступок — проверить Энни, она, еле волоча ноги, поплелась к ее комнате.
Блек-металл играл совсем тихо. Во всяком случае, гораздо тише, чем Анастасия всегда его слушала. Это было что-то крайне депрессивно-печальное, с нотками истории. Деушка надрывно пела под некое «загробное» пианино; ко всему этому примешивался звук дождя, слышалось, как гремит гром.
Энни дремала. С открытыми глазами. Свернувшись калачиком, она лежала и, не отрываясь, смотрела в одну точку. Сейчас она была сознанием далеко отсюда, решила ее мать, и, не справившись с собой, вышла. Мрачная атмосфера, царившая в этой комнате, угнетала и давила, как пресс. Здесь нельзя было находиться.
Джулия так ничего ей и не сказала. Ни в этот день, не в следующий. Она просто не могла. Не могла и все. Ей не хватало решимости. Она не знала, чего ждать от Энни — что она сделает в таком состоянии. За дочь миссис Керлвуд было страшно. Женщина не считала лишним почаще заходить к Энни в комнату, чтобы только убедиться, все ли в порядке с девочкой.
Та чаще всего отключалась. Или ее не оказывалось дома. Но в итоге всегда выяснялось, что с ней все в порядке, и она в полном здравии. Только вот все, что она делала, стало еще более необъяснимым, чем раньше.
«Она съезжает с катушек», — как-то легкомысленно заметил мистер Керлвуд.
Родители уже перестали допытываться у нее, почему она всегда уходит, никого об этом не предупредив, куда уходит; а, главное, — почему никому ничего не говорит. Энни начала огрызаться — сперва как-то мягко, но дальше все в более жесткой форме.
Со временем на это все меньше обращали внимание. Ведь как ее не ругай, она все равно будет стоять на своем, как не угрожай, на нее слова не будут оказывать желаемого эффекта. Можно даже бить ее, но от этого Энни станет еще злее. К тому же нельзя забывать, что она способна на многое.
«Возьмись ты за ум! — кричал как-то отец, выйдя из себя — до того ему осточертели закидоны дочери. — Все, что ты делаешь, это все — херня! Это жлобство! Или у тебя мозги отрофировались?!»
Этот неприятный разговор происходил в 11:00 у Энни в комнате. Не слишком приятно начинался день, это верно.
Энни смотрела на него с нескрываемой ненавистью. Ее черные глаза таки и светились злостью. Она только что пришла с улицы и не известно где пропадала всю ночь. В общем, по этому скандал и учинили.
— Твои праведные тирады ничего не значит! — взбесилась девчонка. Порой ее собственные слова были слишком странными. — А твой гнев вернется к тебе же самому! Ты хочешь вразумить меня, не понимая, что этим заставляешь меня тебя ненавидеть! Лучше вам оставить меня в покое, — обратилась Энни к обоим родителям, то т дело переводя маниакальный взгляд с одного на другого. — Уходите!!
Отец начал дурацкую лекцию словами: «Пока ты живешь в нашем доме, ты будешь жить по нашим порядкам»… и прочий бред. Эти слова любому знакомы. В каждой семье конфликты между родителями и детьми похожи до невозможности.
— Это намек на то, чтобы я ушла?
Страница
14 из 31
14 из 31
