Корректор

Улыбчивый, скромный. Так хотелось верить, что солнечный день после кошмарной ночи прогонит все страхи, что все останется в прошлом!

В том числе и та почти ласковая угроза, брошенная Сергешей вскользь учительнице английского. Он сказал: «Марго, много на себя берешь. Я уйду из школы. Но не из твоей жизни. Запомни это».

— О чем задумался, Додик? Есть разговор.

И чувствительный довесок — удар в плечо, заставил Додика очнуться и ощутить эфемерность надежд. Перебесится? Человек, получавший удовольствие, граничащее с сексуальным, причиняя боль и страдания, мог ли перебеситься? Скорее наоборот, в то время Сергеша «беситься» и не начинал.

Ослабив узел от галстука, резавшего кадык, Додик последовал за садистом. По пустынным еще коридорам — народ продолжал развлекаться в актовом зале. За поворотом стихли шум, музыка и смех. Стало почти тихо. В гулкой тишине даже шаги Сергеши звучали весомо и уверенно. Он остановился перед дверью, ведущей в спортивный зал. Достал из кармана железку и спустя секунду дверь распахнулась, приглашая в прохладное, полутемное нутро.

Сергеша прошел вдоль матов, хлопнул ладонью по упругому боку «козла». В самом углу он сел на скамейку. Достал из кармана бутылку водки и протянул Додику.

Сергеша не спросил «будешь?», не приказал «пей». Зачем? Он протянул бутылку и иных вариантов, кроме того, чтобы отпить из горла, Додику не оставил.

— Чем заниматься думаешь? — Сергеша дождался, пока Додик вернет ему бутылку.

— Я ж тебе говорил. Попробую поступить по социалке. Иначе не выбраться из этого дерьма.

— Ага. Всю жизнь протирать штаны в офисе за пару десятков косарей это для тебя «выбраться из дерьма»?

— Это же поначалу. А потом…

— А потом за тридцать. Штук. Это у тебя жизнь?

— А у тебя? — набычился Додик.

Сергеша усмехнулся.

— Эту тему мы разовьем позже. А пока буду делать из тебя человека. Нравишься ты мне, брат. О заброхах что-нибудь слышал?

Додик пожал плечами. Заброхи — заброшенные здания. Что еще о них можно слышать?

— Вижу, что слышал. Возьму тебя с собой, — тоном, не терпящим возражений, сказал Сергеша. — В среду собирайся. Что взять с собой я скажу. Если после этого ты запросишься в свой долбанный офис, что же…

Ботаник вскочил. Он смотрел на школьного монстра во все глаза. До него с трудом доходило, что вместо того, чтобы оставить дерьмо в школьных стенах, ему предстоит тащить его с собой. Видимо, в его глазах сверкнуло что-то, отдаленно граничащее с неповиновением. Потому что внезапно Сергеша поднялся и застыл, сжимая в руках бутылку. На миг Додику показалось, что эту бутылку ему и предстоит сейчас отбить. Собственной головой.

Ничего подобного не случилось. Сергеша подошел так близко, что Додик видел капли пота, выступившие над верхней губой, и почти звериный оскал, обнаживший клыки, и глаза, в которых плескалась жажда насилия.

— Хочу сделать из тебя человека, — тихо сказал Сергеша. Додик почувствовал запах туалетной воды, смешанной с перегаром. — Настоящего человека. Жизнь нужно брать за горло, пацан. Слышишь? — Его рука дернулась и Додик в полной мере ощутил, как крепко нужно брать за горло жизнь. — Вот так! Нужно брать за горло жизнь, а не дожидаться, пока она возьмет тебя за горло!

Он оттолкнул ботаника от себя и тот, не удержавшись на ногах, тяжело плюхнулся на скамейку.

— Не ссы. Сделаю из тебя человека. Через год себя не узнаешь. Будешь таким же крутым, как я. Или почти таким же.

Сергеша рассмеялся. В гулкости спортивного зала его смех прозвучал особенно многообещающе.

Потом, еще продолжая смеяться, Сергеша расстегнул ширинку и пустил струю. Прямо на маты…

Так же остро, как и десять лет назад, Влад чувствовал запах мочи. Так же ясно, он ощутил всю бездну собственного унижения. Физкультура, один из немногих предметов, которые он любил. Где, несмотря на все свою неподготовленность, показывал неплохие результаты. Зал — не место для разборок. И эти злосчастные маты, на которых так удобно лежать набегавшись, напрыгавшись под завязку. Где так нечаянны первые прикосновения к девчонкам, тоже «случайно» оказавшихся рядом…

Вся эта, с трудом уцелевшая чистота, оскверненная и источавшая зловоние, которое не развеяли годы, по-прежнему взывала к мести.

Что Додик мог сделать тогда? Набить хулигану морду? Пожалуй, его хватило бы на единый короткий замах. И после этого, он остался бы в спортивном зале, истекающий кровью, корчащийся от боли. На тех самых матах.

Он не сказал ни слова. И даже в среду, когда с трясущимися поджилками последовал за Сергешей в свою первую заброху.

Хотя… Если быть откровенным перед собой, та заброшенная больница, с выбитыми окнами и подвальными помещениями, в которых прятался страх, была первой из череды подобных. Влад «заболел» на долгие годы.