Корректор

Не смотри! Приказала она себе, когда поравнялась с койкой пациента. И вместе с этим «не смотри», голова ее плавно повернулась налево.

Совсем молодой. Сколько ему? Двадцать восемь, услужливо отработала память. Белый, без единой кровинки. И сильные мужские руки, и большими бицепсами, безвольно растянутые поверх простыни вдоль тела.

Ева прошла до двери и взялась за ручку. Доктор молчал. Но сука-память, намертво вцепилась в белое лицо, в черноту расширенных зрачков, почти прикрытых веками, в тонкую прорезь бескровных губ.

Пальцы девушки скользнули по гладкости отполированной ручки двери. Ева повернулась и как сомнамбула пошла к тумбочке, на ходу расстегивая куртку.

Человек кричал. Почти не останавливаясь, делая паузу лишь для того, чтобы набрать в легкие побольше воздуха.

Если бы она могла, то закричала бы вместе с ним. Также надрывно, во всю мощь, чтобы потом… А, неважно что потом. Пусть будут поврежденные связки, выворачивающий наизнанку кашель и долгое молчание. Что угодно будет, только бы не видеть больше этого! Никогда!

Слева торчали острые прутья арматуры. Бетон крошился, стоило взяться за стену рукой. В провале давно выбитого окна, окаймленного траурной рамкой уцелевших грязных осколков стекла светило солнце. Отсюда, с десятого этажа открывался омерзительный вид на город. Яркий свет будто нарочно плавил золотом полуразрушенные конструкции — остовы бывших супермакетов, торговых центров. Бесконечная череда многоэтажек слепо щурилась на солнце темными дырами оконных провалов. Внизу, на пустынных улицах гулял ветер. Облака пыли ненадолго скрывали изувеченную асфальтовыми торосами и ржавыми останками автомашин дорогу.

Постапокалипсис.

Что и следовало ожидать. И опять из горла рванулся крик. И снова был поспешно вбит туда, в дрожащее от страха нутро.

Пациент был рядом. Ева чувствовала это, как запах оставленной на пороге комнаты лилии. Почти неприятный, дурманящий голову. Девушка оторвала взгляд от истекающих солнечным светом руин большого города. Развернулась, и, попирая толстыми подошвами ботинок разнообразный мусор, двинулась вдоль стены к выходу. Попутно, взгляд ее цеплялся за отдельные детали, выискивая любой предмет, способный стать оружием. Она могла бы — чего скрывать? — ворваться сюда увешанной пистолетами, автоматом… Да хоть гранатометом. Но для чужого мира все твои прибамбасы — полная туфта. Но кругом, будто нарочно, валялись горы пришедшей в негодность бытовой техники, обломки мебели, да развороченные куски бетона, скрывающие в нутре куски арматуры, до которых хрен доберешься.

Ева шла, походя поддав ногой детскую пластиковую игрушку. В углу на боку лежала стиральная машинка, изъеденная ржавчиной. Настольная лампа, покрытый пылью утюг с вывернутым из гнезда шнуром… Ничего. Ничего из того, что можно было использовать для обороны. Но лучше — для нападения.

Хотя… Ева нагнулась, оторвала от утюга шнур и дернула в руках, проверяя прочность. На безрыбье сойдет. Шнур, свернутый кольцами, перекочевал к ней в карман куртки.

Человек кричал. Не «помогите», не «спасите». Звук «а», взятый на пределе возможности человеческих легких мешал сосредоточиться. И этот звук словно был еще одним испытанием, еще одной пыткой. Ева осторожно пробиралась через завалы мусора к шахте лифта. Нет, она нисколько не сомневалась в том, что та окажется пустой. Не в этом дело. Там могли сохраниться канаты, по которым, имея достаточную сноровку, можно спуститься вниз. Одно желание здесь, также как и в реале ничего не значило. Не твой мир — не твои правила. И не имея в обычной реальности представления о том, как работают мышцы при определенной нагрузке, и в чужой не станешь суперменом.

Шахта была пуста. С потолка тянулись оборванные канаты, увешанные хилыми, почти лишенными зелени веревками лиан. Внизу, в сгущающейся темноте, на уровне межэтажного перекрытия подрагивали от порывов ветра многослойные паучьи сети. В белесых нитях лениво вздувалось что-то живое. У Евы не было желания проверять что именно. Память человека, под завязку наполненная банальными образами с грифом «ужас», практически не способна была выдать ничего своего, ничего из того, что поражало бы воображение. Всего лишь жалкое подобие виденного в кино, читанного в книгах. Этакая смесь паука, крысы и Иного. Бывали, никто не спорит, редкие исключения… Так. Стоп. Не сейчас.

Девушка перешагнула через очередной завал. Стальная дверь, ведущая на лестницу уцелела. И на счастье Евы была приоткрыта. Ровно настолько, чтобы беспрепятственно скользнуть за дверь.

Лестница встретила девушку безмолвием и темнотой, если не считать света, что падал из приоткрытой двери. Подождав, пока глаза привыкнут к полутьме, Ева пошла вниз.

Спускаться не хотелось. Красться в темноте, на ощупь, проверяя на прочность каждую ступень, ожидая в любой момент нападения чего-нибудь из того, чем забитая шаблонами память пациента удосужилась населить собственный мир.