Жестокий

Мучась болью, он побрёл вдоль тропы. Рядом грузно взмыл к верхушкам елей тетерев. Охотник не взглянул в его сторону. Буреломы поредели, заросли расступились, выпустив его на щедро залитую солнцем широкую поляну, посреди которой высились, точно царедворцы на параде громадные, разлапистые ели. Корни их будто в дорогом ковре тонули в буйно разросшейся сочной траве по колено высотой.

Он болезненно зажмурился. Яркое солнце ему никогда не нравилось, а после побега — тем паче. Тем более, на открытом пространстве он чувствовал себя уязвимым. Нелюдь с шумом нырнул с траву, вставшую над лысой бугристой головой калейдоскопическими хитросплетениями. Так-то лучше! Алые клыки обнажились в злорадном оскале, и тут слабое знойное дуновение донесло запах. Хищник приподнялся, узкие ноздри возбуждённо задрожали. Прочь сомнения! Стрелочник судьбы убоялся его клыков! Аромат добычи близился. Рывок вперёд, остановка — людоед принюхался, оценивая расстояние. Проклятье! Слишком далеко… Стрелочник хочет насладиться зрелищем? Полюбоваться охотой? Что ж… Гроза белых извергов его не разочарует! Ещё рывок… и пальцы взрываются дикой болью. Её пламя, срываясь с них, бежит по рукам, постепенно охватывая всё тело, впивается в каждый нерв осиным жалом. Белые изверги, что вы сделали с ним! Он бежал от вас, но ваши духи поселились в нём, чтобы уничтожить, сжечь в горниле страданий, из коих вы сотканы! Они добрались-таки до него, невольники мести, чтобы вновь обречь на муки в личном аду из двух полюсов — боли и голода. Всепоглощающая ненависть и лютое негодование взмыли внутри охотника ужасным чёрным сокрушительным цунами, изверглись из горла, словно лава из адского кратера…

Болевой взрыв ударил в мозг, отключив сознание. Каннибал ничком свалился в высокую траву у ствола величавой ели. Он уже не слышал, как торопливо угасает запах вожделенной дичи, не видел, как из уродливо утолщающихся пальцев выползают длинные тёмные, ороговевшие когти…

— … Знаешь, сынок, я бы на твоём месте согласился. Родина своих героев не забывает…

В глаза, как лампа на допросе, светило солнце, пробивающееся сквозь жалюзи за спиной собеседника — черты его лица, как и убранство кабинета, плыли бесконечным потоком воска. В глаза попадали лишь благородная седина и генеральские погоны. «Сынок!» — передразнил он про себя командира. — «Какой я тебе к чёрту сынок?».

— Да и деньги немалые, а их, сам знаешь, много не бывает… — генерал наклонился через стол и зашептал доверительным тоном, — Давай, лови момент, не зря же твоя кандидатура выпала… Ребята, когда узнают, глотку друг другу перегрызут за такую возможность…

Кандидат скромно промолчал, цинично усмехаясь про себя. Козе понятно, что решилось это через банальную жеребьёвку. С таким же успехом такое «счастье» могло выпасть любому молокососу из их роты. И вообще, вся эта затея с научными изысканиями Министерства Обороны, якобы инициированными по указке самого президента, едва ли выльется в сколько-нибудь внятные перспективы.

— Товарищ генерал, и всё-таки, зачем эти эксперименты над людьми? Это вообще законно?

— Законно! — оскорбился высокий армейский чин. — Сам министр обороны и президент этот проект курируют! Если наука нам в помощь, то чего нам открещиваться? Времена-то, сам видишь, неспокойные пошли. Один Майдан чего стоит…

— А что Майдан? — не понял подопечный. — Ну, постоят, полаются с ОМОНом…

— Э, нет, сынок, — перебил генерал. — Не всё так просто с этим Майданом. Это, — наставительно поднял он палец, — государственный переворот! Страшные слухи ходят, — зашептал офицер почти заговорщически, вновь нагнувшись к бойцу. — Поговаривают, что в Раде под кабинетом министров нацистские марши крутят и свастики развеваются…

— Фигня! — махнул рукой собеседник.

— Да, звучит бредово, но, знаешь ли, чем чёрт не шутит… Это всё запад. Каждому майданутому нехилое бабло отваливают в твёрдой валюте. И если что пойдёт не так… Ты знаешь — у Украины два пути — равнение на запад или на нас. Тут и на вооружённый конфликт нарваться нехрен делать… Армия у нас, конечно, не совсем ещё выродилась, что бы там не говорили, но, знаешь, перед лицом врага лучше превзойти себя…

Боец слушал вполуха. Мешали недовольно заворочавшийся желудок и всё нарастающий дурманящий запах плоти. Имелась и примесь запаха смертельного грома (кажется, когда-то он называл это «порох»), но едва уловимая. Оружие наверняка далеко, что ему весьма на руку. Резким движением он отодвинул стул назад, мгновенно запрыгивая на него, резкий бросок через стол, когтистые пальцы впиваются в толстую генеральскую шею. Недоумение и ужас в глазах добычи, затем мольба. С обнажённых в торжествующем оскале клыков сочится вязкая слюна. Командирский табурет глухо стукается о паркет, раскалывающийся и проваливающийся в темноту. Тело добычи растворяется в затопивших всё чернилах. Чёрная масса поглощает хищника, затягивает в бесконечный бурлящий водоворот.