Жестокий

Я лишь вздохнул, махнув рукой, осознав, что произошло.

— Рустем, я тебя когда-нибудь убью! — шутливо пригрозил я, входя в уютную прохладу деревенского дома.

— Не вижу причин, — невозмутимо отозвался мой соратник.

— Вот только не надо включать дурачка, Рус! Ты знаешь причину! — повысил я голос.

— Ну, если ты про это, — Рустем указал глазами на бесстрастно подпирающий белоснежную стену рюкзак. — То забей. Я не мог спокойно смотреть, как ты таскаешь на спине гирю…

— Я на тебе ещё отыграюсь, Рус! — ехидно погрозил я пальцем.

С Рустемом мы были знакомы два года, но лично мне казалось, что мы знаем друг друга всю жизнь. Впервые я встретил его в нашей альма матер на зачислении и сразу понял, что это «мой человек» — как будто узнал в толпе давнего друга (как потом признавался сам Рустем, он испытал то же самое, встретив меня). С тех пор нас редко можно было видеть по отдельности. Даже то, что мы оказались в разных группах, не мешало нам вместе ходить на общие пары (а иногда и прогуливать — тоже вместе), сражаться бок о бок за место в очереди в университетской столовке, быть друг другу третьим плечом на зачётах и экзаменах… да и вне универских стен тоже. С первых же дней Рус проявил себя как личность творческая, неординарная, яркая. Он бы хорош собой, одевался скромно, но со вкусом и я не могу припомнить ни одну из своих сокурсниц, которая не была бы в него тайно (или явно) влюблена. Помнится, ему как-то даже выпало несчастье стать яблоком раздора между двумя его одногруппницами. Кроме того, он был душой компании и настоящей звездой студенческих вечеринок. В нашу бытность «первачами» или, как у нас ещё называли вновь поступивших, «духами», мы с головой ухнули в сладость запретных плодов, сполна вкусив ночной жизни. Но, мой ангел-хранитель своё дело знал, за что ему земной поклон — после трёх-четырёх «пати», новомодные студенческие забавы стали всё больше казаться мне современными версиями сатанинских шабашей. Рустем тяжело переживал мой неожиданный бойкот. Мне же больно было видеть, как мой дорогой человек губит свою душу и вечерами, отложив конспекты, я склонял главу перед образом, пытаясь замолвить за Руса словечко перед Спасителем и Николаем Чудотворцем. И чудо произошло. Рустем, назначение которого координатором вечеринок считалось делом уже решённым, внезапно пошёл в отказную, совершенно обескуражив студсовет. Через неделю завитали слухи, которые я счёл вестниками победы — Рус «вдарился» в религию. Правда, ходили и другие разговоры, которые я поначалу счёл профанацией окрысившегося на него прекрасного пола, чьим обществом мой друг тоже вдруг стал пренебрегать, дескать закодировался (читай — зазомбировался) в какой-то непонятной секте. Рустем, однако, не спешил с опровержением и сказать, что я озадачился его признанием, значит сгладить краски. Он стал кришнаитом. Признаться, не такого чуда ждал я от Николая Угодника. Пару раз у нас с ним происходили «горячие» разговоры, в ходе которых Рус со свойственным ему юморком громил все мои доводы.

— Рус, я никак не пойму, зачем тебе это «Харе Кришна»?! — упирался я. — Ты же татарин! Как там у вас, в Коране: «Нет Бога кроме Аллаха и Магомет — пророк Его»…

— Какая разница! Русский, татарин… — Бог один! Как солнце — в России — «Солнце», в Америке — «зе Сан», во Франции — «Лё Солей», а суть одна. Бог один, имён много. Мне нравится обращаться к нему «Кришна», кому-то — «Аллах». Аллах, кстати — это и значит «Бог» по-арабски. Так что всё правильно — Нет Бога кроме Аллаха. Нет Бога Кроме Бога. Об этом и в Коране говорится и в Бхагавад-Гите: маттах паратарам нанйат — «Нет Истины превыше Меня», Бог Сам это говорит.

В одну из таких бесед Рустем дал мне почитать книгу кришнаитского гуру, которую я принял лишь из уважения и тут же поставил подальше, истово крестясь каждый раз, когда натыкался на неё глазами. Семестр с каникулами пролетели быстро. Рустем не торопился тянуть меня к себе в секту, чего я опасался. Напротив, проявлялся как адекватный член коллектива, даже прогуливать пары почти перестал. Приближалась первая летняя сессия, и я, дабы отвлечься от нудной зубрёжки, начал читать данную Рустемом книгу. И был поражён. Никакой сектантской пропаганды. Книга называлась «Путешествие домой» — автобиографическое повествование о захватывающих приключениях ищущей души, прошедшей в поисках Истины и учителя всю Европу, Ближний Восток, доехавшей практически автостопом до Индии. Оставив в бурные девятнадцать лет мирную жизнь в провинциальном городке близ Чикаго, автор прошёл сотни храмов, встречался с бесчисленным количеством священников, йогов, мистиков и гуру, по крупицам собирая бесценную мудрость, крупицам, подобным элементам великолепной многоцветной мозаики, воплощающей непостижимый замысел Творца. Читая «Путешествие домой», я вдруг поймал себя на мысли, которая ещё пару месяцев назад показалась бы мне святотатством: в этой мозаике есть место разным пониманиям Бога — ислам, иудаизм, Харе Кришна — не что-то чуждое милому моему сердцу православию.