Хрустальный дом

— Люблю.

Мы снов потянулись друг к другу и мне стало на всё наплевать — приличия, последствия, кровное родство.

Значение имела только она.

Её запах. Тихие стоны. Губы. Влажные локоны.

Та радость, которую она дарила мне своей страстью.

Цена за это неважна.

Мои руки ещё пахнут её духами.

На сердце тоскливо.

Хочу домой».

Глава 8. Ирис. В «Астории»

Весь день Ирис была как на иголках. Её обуревали противоречивые чувства. Да прознай мама о её задумке — пришла бы в ужас.

Она действительно поступала опрометчиво, отправляясь в заведение с репутацией борделя, да ещё в компании парня, которого большинство разумных людей предпочло бы обойти стороной.

Но ей быстро удалось убедить себя в том, что, если бы Энджел хотел навредить, ему совсем необязательно было бы дожидаться ночи, да ещё тащить её за тридевять земель. Он преспокойно мог сделать это прямо в школе.

Отмахнувшись от внутреннего голоса, робко пытающегося шепнуть об осторожности, Ирис начала раздумывать о том, во что ей нарядиться. Хотелось выглядеть сексуально, но не пошло. В итоге остановила свой выбор на брюках-сигаретах, дополнив их блестящей туникой и любимой кожаной курткой.

На улице накрапывал дождик.

Мокрый асфальт отражал огни. Туман превращал их в размытые пятна. Вокруг фонарей словно сияли нимбы.

Машина в крайнем левом ряду просигналила фарами.

Осторожно балансируя на высоких каблуках, Ирис поспешила ей навстречу.

Энджел предупредительно распахнул дверцу.

— Привет, — с улыбкой приветствовала его Ирис.

— Привет.

От его пристального, оценивающего взгляда стало немного не по себе.

Может быть, Ирис почувствовала бы себя лучше, скажи Энджел ей комплимент?

— Отпустили без проблем? — поинтересовался он, ловко выруливая на основную дорогу.

— Отпустили? Я сбежала и молюсь, чтобы ни мама, ни Катрин об этом не узнали. Очень надеюсь, что не придётся пожалеть о своём поступке. Представление хоть того стоит?

Энджел неопределённо пожал плечами:

— К подобному роду развлечениям, как и к некоторым деликатесам, нужно привыкнуть. Без этого получить удовольствие нельзя.

Он бросил на Ирис быстрый взгляд, словно проверяя её реакцию, но, вынужденный следить за дорогой, вновь отвёл его.

— Не бойся. Ничего опасного нет. Я уже говорил — это просто представление. Шоу. Только специфическое.

Глядя в окно, Ирис любовалась цепочкой изгородей, окаймляющей дворы белоснежных двухэтажных домиков, составляющих большинство застроек в этом районе.

Над домиками нависали клёны. Их широкие листья в отблеске фар казались вспыхнувшим резным языком пламени.

Через пару кварталов машина затормозила у красивого здания.

С крыши букетом разноцветных прожекторов, разрезающих ночь цветными лучами, проецировалось название: «Астория».

Они поднялись по широким ступеням, ведущим к распахнутой двери.

Её сторожил высокий охранник, чьи широкие плечи угрожали порвать джемпер.

— Привет, Марк, — буднично приветствовал его Энджел.

— Проходите, мистер Кинг — кивнул громила, услужливо распахивая перед юношей дверь. — Столик ждёт вас.

Прямо с порога слышались гул голосов, заразительный смех, музыка.

— Ты заказал столик заранее? — полюбопытствовала Ирис.

— «Астория» самая горячая точка в Эллинже. Заказов на столики тут не принимают. С улицы сюда даже за большие деньги не попасть. Пошли. Представление сейчас начнётся.

— Дамы и господа! Добро пожаловать в «Асторию»! — распинался конферансье. — Добро пожаловать туда, где воплощаются самые смелые наши фантазии! Все мы боимся чудовищ, не так ли? Но наиболее жуткие из них обитают в нашей душе. Там, в неосознанной темноте, они дожидаются часа, когда смогут выбраться наружу.

Случалось ли вам воображать, дамы и господа, какого это — иметь острые клыки и когти? А ещё — возможность вонзить их в намеченную жертву? Ощутить агонию? Вкусить боль? Чтобы сердце добычи билось у ваших губ?

Свет плавно растворился — словно сахар, тающий в чёрном кофе.

— Представляю вам Ливиана Санфила! Он покажет, что боль убивает не всех. Что есть люди, способные противостоять ей.

Под ногами начала ощущаться мягкая вибрация.

«Подъемники», — догадалась Ирис.

Публика замерла в предвкушении.

Софиты располагалась таким образом, что источник света оказался за спиной фигуры, возникшей на сцене.

Чёрный силуэт ярко выделялся на искусственном фоне. По сцене словно расплескалась кровь или занимался пожар — адский фон для адской картины.

Зазвучала музыка.

Свет вновь начал медленно разгораться, высвечивая лицо Ливиана — резко очерченные скулы, хищный разлёт бровей, льдисто-серые глаза.