Холлоуин

Распахнулась дверца, заурчал мотор. Круговик, лежавший на боку (крохотная планета, опоясанная трехслойным радужным кольцом), тронулся и покатился, постепенно поднимаясь на ребро. Дальше от смотрителя ничего не требовалось (и не зависело) — проглотив универсальный ключ, круговик на автомате повез пассажира вниз, по специальной колее, серпантином опоясывающей Таррхед. Человек бы здесь не прошел, колея подчас шла по отвесной стене, и круговику приходилось разворачивать ведущее колесо горизонтально. Подвешенная в его центре кабина чуть подрагивала — столь силен был горный ветер. Аттракцион был, право, не для слабонервных, но дэн Эо им, скорее, наслаждался, пока однообразие пейзажа не начало его утомлять. С одной стороны мелькала каменная стена, то приближась вплотную, то отдаляясь, когда, минуя складки горного «подола», серпантин превращался в вынесенную эстакаду. Над головой курились роги Таррхеда и воздвигалось, покрытое ослепительно белым руном ледника, его упрямое чело. Вокруг же были горы…

А внизу — долины.

Карта под рукой указывала место назначения — поселение Виллинг. Смотритель легко отыскал его среди окрестных скал — округлая долина ничто так не напоминала, как чашку капуччино, покрытую шапкой взбитых сливок. Как ни странно, ее «притоки», извилистые боковые долины и каньоны, были почти свободны от тумана. Похоже, он попросту стек в низинный Глен-Виллинг.

«Должно быть там темно», — пришло дэну Эо в голову. Однако в заполненной туманом (или низким облаком) долине чудилось нечто до странности уютное, манящее. — «Темно, но потеплее, чем здесь».

И он поежился. Льдистая прозрачность и снежная белизна уже утомили его до крайности; темнота манила, суля отдохновение для усталых глаз.

Серпантин закончился где-то на двух третях пути с Таррхеда. Дальше пришлось пересаживаться на вездеход, загнанный в пещерный гараж; колея превратилась в узкую горную дорогу с ограничивающими столбиками по краю. Спускаясь вниз, смотритель Кен Синга словно проходил сквозь время: наверху царили высокие технологии и высокий стиль, внизу — примитивизм, голая функциональность, довольно трогательно и жалко скрашенная вышитыми чехлами на сидениях и игрушкой на ветровом стекле. Пестрые чехлы, кажется, были тканными, ручной работы; тряпичная игрушка изображала птицу с человеческим лицом… мир-гамма во всей красе, что еще сказать.

Однако, стоило признаться, что приземистый вездеход казался поудобней и понадежней эквилибриста-круговика, хотя подобное чувство и было абсолютно ложным — что может быть надежней альфанских технологий? Никто, как известно, не бережет себя сильнее, чем долгожители-альфы, которым воистину есть, что терять.

И кому, с другой стороны, любить риск, как не природному бетанцу?

На боку яблока было написано «Съешь меня». Когда его растили, на этом месте, видимо, приложили специальный трафарет, и слова отпечатались — зеленоватым узором на красной кожуре. Яблоко принесли вместе с завтраком «за счет заведения». И он, хотя аппетита у него совершенно не было — как ночью не было сна, — все разглядывал фрукт на подносе, представляя его гладкую твердоватую кожуру, которая, наверняка, оцарапает десны; спелый рассыпчатый вкус; прохладный сок с кислинкой… сменится она металлической горечью во рту? Или он ничего не почувствует?

Съешь меня, — приказывало яблоко.

Вот мой тебе совет.

Неужели ты думал, что тебя не найдут и не достанут?

Съешь, пока тебя просят по-хорошему.

«Спасибо, что-то я не в аппетите».

Яблоко ударилось о стену, оставив мокрое пятно в брызгах мякоти.

Призрак, заточенный в окно гостиничного номера, рыдал дождевыми слезами.

Мотор заглох. Смотритель для порядка подергал ключ в замке зажигания, но машина молчала, не снисходя даже до надрывного рычания. Вездеход добрался до обширной площадки и здесь встал, как вкопанный, — приехали, вылезайте… Он выбрался наружу, огляделся; дыхание, слетая с губ, превращалось в пар. Здесь, кажется, недавно шли дожди, в выбоинах и щербинах площадки стояли лужи, прихваченные ледком.

Дальше проезжей дороги не было — от «стоянки» вниз отходили и поворачивали, огибая очередной скальный выступ, ступени.

— И что дальше? — пробормотал смотритель, зябко кутаясь в кашемировое пальто. — Лошадь? Як? Кибозавр?

Но ни одна вьючная скотина не ждала за поворотом, только пустая, как вымытый стол, тропа спускалась вниз. На вид — округло и плавно; на деле — круто, почти опасно, местами превращаясь в лестницу. Но цель пути была совсем близка; он зашел за поворот — и вот, взгляни-ка: долина Виллинга, пресловутая «чашка капуччино», дымилась прямо перед ним. То ли туман за время поездки сильно осел, то ли раньше зрения сыграло с дэном Эо шутку, но до долины оказалось рукой подать. Если продолжать сравнение с чашкой, он очутился на ее верхней кромке. Спуск занял порядка двадцати минут.