Холлоуин

Это почему-то удержалось в памяти.

Остальное…

Действительно, — зачем сторожу лишний жизненный багаж? Надо говорить «спасибо, господа», что не забрали все. Или наоборот — проклинать?

Или гадать, почему хоть что-то оставили.

Он поднялся. Голова ощутимо побаливала — сказывалась долгая абстиненция. Стандартный рацион никакого спиртного, естественно, не предусматривал. Смотритель потер виски и покосился на скоуп, брошенный на постель. Тот отражала идущие в замке процессы — ремонта и уборки, тестирования, перепаковки стазиса. Мановения его руки было достаточно, чтобы их прекратить или перенаправить, но, на самом деле, он не мог пошевелить и пальцем. Если, разумеется, не желал провести целый год в нежилом помещении, среди разлагающихся остатков еды и мерцающих стен. Вмешиваться в автоматику, которая управляла парением Кен Синга в воздушных потоках, было еще более опасно.

«Позднее», — думал он, — «разберусь. Времени у меня, чтоб его, достаточно».

Времени у него действительно было — трать не хочу. Со всем остальным дело обстояло значительно хуже. «Отшельничество». Ключевая водица, пост и пещера. Он кое-что почитал в библиотеке Кен Синга и теперь понимал, что сам полез в капкан, хотя его — пускай и неявно — предупреждали. Определенно, в Альдийце присутствовала некая извращенная честность. Он не лгал — откровенно. Слушая его, человек сам ловил себя в сети, сплетенные из недомолвок, ухмылок и лживых иллюзий.

Но у смотрителя не было сил досадовать на своего нынешнего (о, формально, только формально!) господина. Если ты осмеливаешься говорить с Драконом — будь готов стать его завтраком. И, может статься, Дракон считает, что тем самым оказывает человеку благодеяние. Мышление многих природных альф-прим отличалось прихотливостью, доходящей до безумия и извращенности. Его первая госпожа, статс-дама Ирриадан, как-то раз предложила «любезному Лю» вступить в брак с фрейлиной своей случайной врагини в знак примирения. Когда он резко отказался, Ирриадан ограничилась тем, что послала даме Оммери в подарок один из гибридных камней, обществу которых явно предпочитала людское. Живой камень был драгоценен для старой безумицы, как дитя, но значило ли это, что и секретарь был для нее драгоценен, как ребенок?

Месяц спустя ему пришла повестка на военные сборы, необходимые для получения офицерского звания. Старуха его не удерживала…

Он так и остался в провинции Тре — сперва в качестве картографа, затем официала, не испытывая особого интереса ни к ее сомнительным красотам, ни к примитивным обитателям. Трудный путь, который четырнадцать лет спустя привел его обратно в Кен Синг.

Где и чем он мог оскорбить господина Альды?

Загадка.

Что он вообще совершил? Воспоминания отсутствовали. Осталось лишь омерзительное ощущение вины — не искренней, но словно внушенной. Ему казалось, что он нарушил некое правило, совершил святотатство, и его поймали за руку, как нашкодившего ребенка. Но было ли это действительно святотатство — или нечто более приземленное (использование служебного положения? инсайдерские аферы? разглашение приватной информации, наконец?) — он начисто позабыл. Положение выглядело странным; ему представлялось, что как раз свое преступление преступник должен помнить денно и нощно. Но, возможно, оно слишком тесно было связано с его прежней личностью — либо носило настолько интимный характер, что его сочли уместным попросту вычеркнуть из памяти будущего «нуля». Меньше знаешь — крепче спишь. Но это если не сознаешь скудности своих знаний. Человек, более склонный к самоедству, попросту истерзал бы себя. Но в смотрителе сохранилась тень былой самоуверенности, что подняла его от юного комменсала дамы Ирриадан до второго заместителя Координатора провинции Тре.

Растерзанная память до сих пор подкидывала ему разрозненные, почти бессвязные образы былого величия, как голодающему — воспоминания о съеденных некогда яствах:

Он прогуливался по вертикальным садам Титании.

Он пил живой нектар из цветов Фимблоузи.

Он видел Возрожденное Солнце на его пути через миры!

Он…

Иногда смотрителю казалось, что статус альфы ему дали по ошибке, и сейчас она наконец исправлена.

Резкий свист и звяканье вывели смотрителя из полупьяного забытья, в которое он вновь погрузился. Новое пробуждение оказалось еще болезненней и труднее предыдущего — он все-таки допил прихваченную бутылку айса, — и первое, что пришло ему в голову:

— Эй, чучело, у тебя анальгетика не найдется?

«Чучело», андроид почти человеческих пропорций и роста, никак не откликнулся.

— Ладно. Говори, с чем пришел.

Андроид очертил зазвеневшими руками прямоугольник в воздухе. Склонил голову набок — понимает ли человек? Смотритель медленно приподнялся, превозмогая боль в висках.