Наизнанку

…

Костюков побежал на голос и скоро добрался до лодки, не видя ее, а только слушая плеск ленивых волн о деревянный борт.

— Мне это… На ту сторону, — Игорь Романович еле переводил сбившееся дыхание, — Отвезите, пожалуйста!…

— А веслом по макушке? — судя по голосу, собеседник ухмылялся.

Костюков приблизился. И увидел перед собой контур едва различимой фигуры лодочника, только казалось, что тот стал как-то больше. И в руках лодочник точно держал заготовленное весло.

— Зачем?… Не надо. Сколько за переезд? Я оплачу.

— Это другое дело. Давай!

— Сколько нужно?

— Пятак.

Костюков порылся в кармане и отыскал бумажник.

— Вот сотня. Поехали!

— Сотня не пойдет, — весло уперлось в живот Игоря Романовича, не давая влезть в лодку, — Сказано: пятак.

— У Вас сдачи нет что ли?

— Сдачи не даем. И бумажками не принимаем. Нет пятака? — Вали отсюда!

— Я больше дам! Вот три тысячи! — Костюков трясущейся рукой протянул новенькие хрустящие купюры, но мужик ловко ударил по руке верным гребным приспособлением, и купюры упали куда-то, должно быть, в воду, и, наверное, их понесло уже в бесконечность унылым речным течением.

— Пять копеек, сволочь! Тебе еще раз повторить?

— Да нету у меня мелочи! Хочешь мобильный телефон? Или пальто?

— В пальте сам шныряй, нам без надобности. А телефон давай! С музыкой?

— Ну да, с мелодиями. Только батарейка села.

— Все равно давай! Пригодится.

Лодочник взял мобильник и не глядя сунул в карман телогрейки. Однако оттолкнул веслом Костюкова подальше от лодки, а после сам оттолкнулся от берега и поплыл.

— Эй! Куда? — Костюков побежал за лодкой по воде, но забравшись по пояс, остановился, — Куда? А я? Мы ж договаривались!

— Договаривались за пятак. Приноси — поплывем, — донеслось ленивое из темноты.

— Ах ты, гад! — заорал в отчаянии Костюков и, вернувшись на берег, наклонился и зачерпнул рукой грязь, размахнулся и бросил липкий комок вслед уплывающему. Комок плюхнулся в реку, а Игорь Романович свалился на берегу и принялся валяться с боку на бок, обхватив ладонями голову и нечленораздельно тихо воя. Потом закрыл глаза и постарался убедить себя, что всё, что происходит, только кажется, ему припомнились какие-то статьи о буддизме, утверждающем, что видимый мир — иллюзия, и переживаемое человеком — тоже иллюзия, за пределами которой спрятан мир настоящий, как во всякой системе, схеме и программе обязательно существует «защита от дурака», способная защитить систему от незаконного проникновения и недостойного обхождения, но штука в том, что в защите сейчас нуждалась не какая-то система, а Игорь Романович собственной персоной, а иллюзия настойчиво утверждала свою реальность.

Глава 4

Под обрывом стоял всё тот же гвалт и лязг, так же светились во множестве красные и синие огоньки, подобные огням святого Эльма. Игорю Романовичу не хотелось спускаться туда, но, внизу находились люди, и кто знает, возможно, они помогут вернуться домой одинокому и запачканному случайному здесь человеку. В конце концов, люди всегда помогают друг другу, если не все, то хотя бы некоторые. Есть еще в нас что-то человеческое. По дороге к обрыву Костюков делал привалы и пытался заснуть, но сон не шел, и отдыха от лежания в грязи мужчина не ощутил, и держался, можно сказать, из последних нерастраченных сил, а может быть, и за пределом этих сил, на одном стремлении вырваться из темного и смрадного мира, на одной надежде, впрочем, далеко ненадежной и готовой оставить в любую минуту. Да еще это глупое похохатывание никак не оставляло Костюкова, привязалось как икота. И чем становилось ему грустнее, тем сильнее прорывался смех из глубины уставшего организма. Как не хватало теперь этой волшебной папки, способной запросто решить всякую задачу и разобраться со всякой проблемой! Что же он не прихватил ее с собой?! Ах, да… Петр Иваныч… Ведь рядом был Петр Иваныч, который и вручил ему, собственно, когда-то эту папку, а следовательно, еще более могущественный, чем кусок переработанного картона. И вот где сейчас Петр Иваныч? Затащил сюда и бросил в беспомощности! Эх, люди, люди!…

Не отыскав ни лестницы, ни сколько-нибудь удобного спуска, Костюков решил, будь что будет, и свесился с крутой кромки, уцепившись руками за твердое в грязном месиве, но не удержался, и его потащило вниз, повлекло, а после перевернуло ногами вверх, а потом опять перевернуло, а он всё цеплялся разбитыми и опухшими пальцами и упирался локтями и ступнями, но его вертело и вертело, било о песчаную и каменистую почву обрыва, засыпало песком глаза, рукава и карманы, и, наконец, отпустило под долгим подножием склона.

Игорь Романович поднялся и сделал попытку отряхнуться, но в итоге просто безнадежно махнул рукой и пошел на огни.