93 мин, 45 сек 10500
— и гражданин почему-то указал на речку, протекающую неподалеку, но, в отличие от виденной недавно, переливающуюся синими неяркими огнями и воду имеющую синюю.
Костюков уныло махнул рукой, но к речке всё же направился, оставив знакомца за спиной и не питая более к нему интереса.
Приблизившись к воде, Игорь Романович на секунду остановился в удивлении и задумчивости, и было отчего: вовсе не вода наполняла реку до берегов, а синий огонь, какой знаком каждому по газовым плитам, устанавливаемым в городских кухнях. Но, потоптавшись на месте и решив, что огонь — это то, что как раз сейчас кстати, Костюков спустился на берег и протянул ладонь к языкам мирного и низкого пламени, и один из языков вдруг взвился и обжег руку, и не столько даже жаром, какого можно было бы ожидать в подобных обстоятельствах, а нестерпимым холодом, так что рука побелела и, кажется, даже покрылась тонким инеем.
— Вот, блин! — вскрикнул исследователь подвальных явлений и затряс ладонью в воздухе, — Ну что за фигня! Блин, больно как!…
И дул на руку, отогревая дыханием.
Потом Игорь Романович карабкался по склону обрыва вверх, но безрезультатно, потом бродил среди работающих повсюду людей, рискуя нарваться на неприятности и потому держась от них подальше. Всё время слышал стук, лязг и бесформенные приказы и указания, наблюдал какие-то жестокие расправы, спотыкался о брошенный инструмент и материалы, угодил в вырытую кем-то свежую яму и выбрался оттуда, словом, бездельничал и мешал, болтался как мормышка в проруби. Сколько времени прошло с момента его появления здесь, Костюков не представлял, наручные часы упрямо показывали начало первого, как показывали и час назад, и два часа… Где бы он ни старался пристроиться и приютиться, отовсюду его гнали, а иногда и без слов отталкивали или отбрасывали и смеялись вдогонку уходящему бесприютному господину.
— И снова здравствуйте! — голос показался чрезвычайно знакомым, хоть и заглушаемым привычным уже шумом, и, обернувшись, Игорь Романович обнаружил в нескольких шагах от себя Петра Иваныча.
— О! — вырвалось у Костюкова, — Здравствуйте, здравствуйте!
И уставшие ноги сами понесли его к единственному связующему звену с прошлой и такой привычной жизнью, кажущейся уже чуть ли ни раем, чуть ли не лучшим, что может быть вообще с разумным существом, волею судеб и странного совпадения оказавшемуся причастником бытия.
Он и обнял бы Петра Иваныча, и намеревался даже обнять его, но тот отстранился и деликатно поднял палец вверх, как бы останавливая дальнейшие возможные эмоциональные порывы Костюкова.
— Как же я рад Вас видеть! — заспешил Костюков, — Куда же Вы подевались вдруг?… А я тут брожу, брожу, места себе найти не могу…
— Еще успеется, будет и место, и время… Однако к делу. Разобрались ли Вы в интересовавшем Вас вопросе?
— Да как «разобрались»? Куда уж!… Всё бегал, бегал…
— Ну, не справились — дело Ваше. Я от себя предоставил такую возможность и целиком Ваш интерес удовлетворил.
— Да как же? Позвольте, о чем Вы говорите? Ну, да не об этом теперь… Поедемте обратно, а?
— А может, и не надо Вам никуда ехать? — Петр Иваныч лукаво улыбался, — Может, оставайтесь уж здесь?
— Ну, зачем здесь? Не хочу я здесь! Петр Иваныч, ну Петр Иваныч! Ну, поехали! Поехали, в самом деле!…
— А и действительно, поехали! К чему торопить события? Куда Вы денетесь?
— Вот именно: куда я денусь? Поехали, не томите, сделайте милость!…
— Милость — не совсем по моей части, но извольте: возвращаться, так возвращаться.
Глава 4
В комнате было светло, горела люстра под потолком, за окном шел мелкий снежок. Будильник показывал начало первого ночи. Игорь Романович взял его в руку и потряс, потом поглядел на наручные часы. Показания приборов совпадали.
— Нелепость какая! — заключил искатель высокого смысла и направился в прихожую. На вешалке болталось грязное и порванное пальто, изувеченные ботинки валялись рядом.
Костюков бросился в спальню и обнаружил, что папка лежит на прежнем месте, на столе, и в ней всё как было, ничего никуда не пропало. «Надо всегда носить с собой!» — решил про себя усталый мужчина и повалился на кровать. Сон никак не приходил, и Костюков ворочался с боку на бок, несколько раз вставал, потом ложился снова и к утру забылся, наконец, тревожным подобием сна.
На следующий день, пробудившись ближе к вечеру, Игорь Романович поехал на Таганскую площадь, к известному магазину «Нумизмат» с намерением купить побольше советских пятаков. И вернувшись с добычей, рассовал их по карманам разной своей одежды. А одежду вчерашнего дня утилизировал, засунув в объемистый мусорный пакет и надписав для приходящей уборщицы: «выбросить немедленно».
Потом развернул заветную картонную папку и вычеркнул свою просьбу о вечно не проходящем хорошем настроении, но это не помогло, и он продолжал посмеиваться и глупо похохатывать в самое неожиданное для себя время.
Костюков уныло махнул рукой, но к речке всё же направился, оставив знакомца за спиной и не питая более к нему интереса.
Приблизившись к воде, Игорь Романович на секунду остановился в удивлении и задумчивости, и было отчего: вовсе не вода наполняла реку до берегов, а синий огонь, какой знаком каждому по газовым плитам, устанавливаемым в городских кухнях. Но, потоптавшись на месте и решив, что огонь — это то, что как раз сейчас кстати, Костюков спустился на берег и протянул ладонь к языкам мирного и низкого пламени, и один из языков вдруг взвился и обжег руку, и не столько даже жаром, какого можно было бы ожидать в подобных обстоятельствах, а нестерпимым холодом, так что рука побелела и, кажется, даже покрылась тонким инеем.
— Вот, блин! — вскрикнул исследователь подвальных явлений и затряс ладонью в воздухе, — Ну что за фигня! Блин, больно как!…
И дул на руку, отогревая дыханием.
Потом Игорь Романович карабкался по склону обрыва вверх, но безрезультатно, потом бродил среди работающих повсюду людей, рискуя нарваться на неприятности и потому держась от них подальше. Всё время слышал стук, лязг и бесформенные приказы и указания, наблюдал какие-то жестокие расправы, спотыкался о брошенный инструмент и материалы, угодил в вырытую кем-то свежую яму и выбрался оттуда, словом, бездельничал и мешал, болтался как мормышка в проруби. Сколько времени прошло с момента его появления здесь, Костюков не представлял, наручные часы упрямо показывали начало первого, как показывали и час назад, и два часа… Где бы он ни старался пристроиться и приютиться, отовсюду его гнали, а иногда и без слов отталкивали или отбрасывали и смеялись вдогонку уходящему бесприютному господину.
— И снова здравствуйте! — голос показался чрезвычайно знакомым, хоть и заглушаемым привычным уже шумом, и, обернувшись, Игорь Романович обнаружил в нескольких шагах от себя Петра Иваныча.
— О! — вырвалось у Костюкова, — Здравствуйте, здравствуйте!
И уставшие ноги сами понесли его к единственному связующему звену с прошлой и такой привычной жизнью, кажущейся уже чуть ли ни раем, чуть ли не лучшим, что может быть вообще с разумным существом, волею судеб и странного совпадения оказавшемуся причастником бытия.
Он и обнял бы Петра Иваныча, и намеревался даже обнять его, но тот отстранился и деликатно поднял палец вверх, как бы останавливая дальнейшие возможные эмоциональные порывы Костюкова.
— Как же я рад Вас видеть! — заспешил Костюков, — Куда же Вы подевались вдруг?… А я тут брожу, брожу, места себе найти не могу…
— Еще успеется, будет и место, и время… Однако к делу. Разобрались ли Вы в интересовавшем Вас вопросе?
— Да как «разобрались»? Куда уж!… Всё бегал, бегал…
— Ну, не справились — дело Ваше. Я от себя предоставил такую возможность и целиком Ваш интерес удовлетворил.
— Да как же? Позвольте, о чем Вы говорите? Ну, да не об этом теперь… Поедемте обратно, а?
— А может, и не надо Вам никуда ехать? — Петр Иваныч лукаво улыбался, — Может, оставайтесь уж здесь?
— Ну, зачем здесь? Не хочу я здесь! Петр Иваныч, ну Петр Иваныч! Ну, поехали! Поехали, в самом деле!…
— А и действительно, поехали! К чему торопить события? Куда Вы денетесь?
— Вот именно: куда я денусь? Поехали, не томите, сделайте милость!…
— Милость — не совсем по моей части, но извольте: возвращаться, так возвращаться.
Глава 4
В комнате было светло, горела люстра под потолком, за окном шел мелкий снежок. Будильник показывал начало первого ночи. Игорь Романович взял его в руку и потряс, потом поглядел на наручные часы. Показания приборов совпадали.
— Нелепость какая! — заключил искатель высокого смысла и направился в прихожую. На вешалке болталось грязное и порванное пальто, изувеченные ботинки валялись рядом.
Костюков бросился в спальню и обнаружил, что папка лежит на прежнем месте, на столе, и в ней всё как было, ничего никуда не пропало. «Надо всегда носить с собой!» — решил про себя усталый мужчина и повалился на кровать. Сон никак не приходил, и Костюков ворочался с боку на бок, несколько раз вставал, потом ложился снова и к утру забылся, наконец, тревожным подобием сна.
На следующий день, пробудившись ближе к вечеру, Игорь Романович поехал на Таганскую площадь, к известному магазину «Нумизмат» с намерением купить побольше советских пятаков. И вернувшись с добычей, рассовал их по карманам разной своей одежды. А одежду вчерашнего дня утилизировал, засунув в объемистый мусорный пакет и надписав для приходящей уборщицы: «выбросить немедленно».
Потом развернул заветную картонную папку и вычеркнул свою просьбу о вечно не проходящем хорошем настроении, но это не помогло, и он продолжал посмеиваться и глупо похохатывать в самое неожиданное для себя время.
Страница
13 из 27
13 из 27