Наизнанку

Здесь только и пришла в голову Костюкова мысль, что забрел он куда-то, увлекаемый незнакомым человеком, возможно маньяком или сектантом, и сам не выберется ни за что, и никто его здесь не найдет, да и искать не станет. Но и другая мысль тут же родилась: раз есть подъезд, значит, есть и дом, и в нем, должно быть, проживают люди, и они нет-нет да выходят отсюда для отправления социального долга в виде бессмысленной работы за скромное денежное вознаграждение.

«Ну и ладно! По крайней мере, ночь пройдет, будет утро, и уж как-нибудь я выберусь отсюда, скажусь на службе больным и отправлюсь домой… А машину предварительно отправлю в сервис на эвакуаторе… Ничего, справимся!» — думал Игорь Романович.

— Справимся, именно справимся! — как-то сразу заговорил его новый приятель, — Вам не надо беспокоиться! Со всем справимся и со всеми! Все решим, Вам обязательно понравится!

И тащил Костюкова вниз по лестнице, а лестница опять была утомительно долгой и тесной.

Наконец, окончилась и она, и за новой дверью перед Игорем Романовичем открылся новый мир, просторный и яркий, подчиненный строгому расписанию, но от этого еще более привлекательный. И жизнь Игоря Романовича прибрела совсем другое течение, и он даже похудел и мог позволить себе неутомительные пробежки, и привычная одышка его оставила, и вообще здоровье и благополучие вдруг стали как-то поправляться. Но обо всем по порядку.

Игорь Романович перешагнул порог. По ту сторону… не было ничего. Только унылый и тягучий свет, распространяющий какой-то, как бы точнее выразиться, какой-то туман что ли. И казалось, что все освещено, но и не видно ни зги, ни предметов, ни обстановки, ни, конечно, людей. А малознакомый гражданин все шел и шел вперед, и Игорь Романович тоже шел, и ноги уже гудели от усталости, и хотелось спать или хотя бы присесть, хотелось передохнуть немного, и наконец, чтобы отвлечься, Костюков затеял разговор.

— Гражданин! Эй, товарищ!… Или как Вас… Мне бы Ваше имя узнать, извините великодушно! Как к Вам обращаться-то?

— Петр Иваныч меня зовут. Но для Вас — можно просто Петя, Петр, а впрочем, как Вам заблагорассудится: один мой приятель, — тут гражданин поморщился, — Называл меня Петрушкой… По-дружески, знаете ли.

— Ну, до дружбы у нас еще не дошло… Значит, Петр… как Вы сказали? Иваныч?

— Иваныч.

— Вот, значит, Петр Иваныч.

— Ну и славно. Правда, несколько официально, но сойдет для первого знакомства.

— А я — Игорь…

— Не трудитесь, Игорь Романович, я знаю и имя Ваше, и должность, и оклад, и что у Вас в квартире на улице Ильюшина в давно нечищеном аквариуме на табуретке едва живет красная рыбка и две улитки. И вообще, я и так всё о Вас прекрасно знаю, даже лучше, чем Вы сами. Так что не утруждайте себя. Да вот, кстати, мы и пришли.

Костюков огляделся. Непонятно, куда, собственно, они пришли: наблюдаемая картина мало чем отличалась от всех предыдущих в этом помещении, ничего видно не было, кроме наскучившего уже Петра Иваныча, и как это и по каким ориентирам Петр Иваныч определил, что до места добрался, оставалось загадкой.

Впрочем, для непосвященного человека и бухгалтерский баланс — загадка, но бухгалтер говорит, что баланс свел, и, несмотря на то, что мы наблюдаем только пляшущие цифры, искомый результат от этого не страдает, а даже как бы выигрывает. И на приеме у доктора: стоит ему определить заболевание, как на душе становится как-то легче, хотя само заболевание может оказаться вовсе и не легким, но устами врача как бы сама наука обращается к нам, и мы верим, что теперь появилась надежда, и жизнь станет лучше, особенно если лечение будет назначено правильно. В обстановке неопределенности всякий из нас готов поверить не поймешь чему, лишь бы ситуация стала сколько-нибудь определеннее, хотя, разобравшись хорошенько, приходишь к выводу, что никакие определения на ситуацию не влияют, а скорее ситуация оказывает самое непосредственное влияние и на определения, и на нас с Вами.

— Проходите, присаживайтесь! — Петр Иваныч указал на удобное кресло в просторном кабинете, неизвестно как тут появившееся, — чаю или кофе?

— Благодарю, воздержусь. Хотелось бы все-таки поинтересоваться, зачем мы здесь, и где мы вообще? — Костяков грузно приспособил тело в кресле.

— Всё, всё я Вам объясню, все сомнения развею! — мужчина рылся в ящике стола, ища что-то, и, в конце концов, извлек папку и выложил ее на добротный дубовый стол перед Игорем Романовичем, — Вот, например, Ваше дело.

На папке действительно было написано «Дело N» и ничего более, ничего указывающего на то, что это за дело и к кому оно имеет отношение.

— Какое еще дело?

— Как же?! — искренне удивился Петр Иваныч, — Ваше дело, дело всей Вашей жизни, можно сказать! То, ради чего Вы, собственно и родились на свет. Ваша, простите за пафос, миссия!

Костюков неуверенно развернул папку.