Und wir tanzten

— Отчего же? Невинный танец под аккомпанемент моего друга заставил вас усомниться в безобидности моих намерений?

— Пусть мы знакомы всего несколько часов, но когда вы находитесь так близко, мне становится не по себе. А я привыкла доверять своим ощущениям.

Я невольно улыбнулся. Что могла знать о подобном милая девушка из светлой золоченой клетки, вроде нее?

— И сколько бы я не пыталась, мне не удается вас разгадать.

— Быть может, не стоит пытаться отгадывать непосильные для вашего понимания тайны, мисс Торнби? Как подсказывает мой опыт, люди редко хранят в закоулках своей души что-то достойное.

— Вы сейчас оскорбили меня?

— Как я мог?

Глаза цвета расплавленного серебра безжалостно меня терзали. Неужели они видели меня насквозь? По силам ли юной девчонке сложить воедино головоломку?

Впервые меня охватил ужас! Что она могла обнаружить, случайно петляя в коридорах моей души в поисках ответов на свои вопросы? И все же, какая-то часть меня, из бесстыдного и эгоистичного любопытства, желала дать ей ответы и посмотреть, что из того получится.

Мы кружились в медленном вальсе, и я был убежден, что приглушенные перешептывания, доносившиеся со всех сторон, грозили мне жестокой расправой при любом удобном случае. Они удивлены? Оказывается, меня может заинтересовать женщина.

Вопреки впечатлению, которое могло сложиться у моего дорогого читателя, я непримиримо разборчив. В моем возрасте преобладающее большинство знакомых и приятелей уже давно обзавелись семьями, я же, по моему сугубо личному убеждению, не был готов растратить свою жизнь на непривлекательного для меня человека даже ради того, чтобы приумножить свои активы. И как следствие, часто становился предметом провинциальных светских сплетен и пересудов. Вам знакома великая мощь провинциальных сплетен? Очень надеюсь, что нет.

Гамильтон перестал играть, и мы остановились в центре залы. Я не торопился выпускать Аделайн из объятий, но и она не спешила выпорхнуть прочь. Я позволил себе беззастенчиво улыбнуться, чувствуя, как трепетно вздымается ее грудь. Шифон приятно холодил пальцы, позволяя моим рукам ненавязчиво скользить в нужном мне направлении ее тела, и впервые мне не хотелось знать, что скрывалось под этими переливами лазурно-серебристой ткани. Разумеется, подсознательно я того желал, но в привычном понимании доступности — не хотел.

Настойчивые аплодисменты Трэвиса Марлоу привели меня в чувства. Нехотя, но зал подхватил его намерение сгладить щекотливую ситуацию, и Аделайн, в смущении, резко отстранилась. Предвосхитив действия девушки, я не позволил ей сразу высвободить руку и вновь заставил приблизиться.

— Что вы делаете? — Аделайн улыбалась аплодисментам, но я видел ее тревогу.

— Как сильно вы способны увлечься, в попытке отыскать ответы?

— Что? Вы ставите меня в неловкое положение…

— Продолжайте улыбаться, и никто не заметит. — Внутри меня зародилось приятное чувство предвкушения долгой и захватывающей игры. Что-то подсказывало мне, будто девушка, позволившая держать ее руку посреди многолюдного зала, принимала негласные правила. Напоминание о приличиях прозвучало из ее уст лишь дежурным предупреждением, но никак не обеспокоенностью осуждающей молвой.

И эта затаенная дерзость распаляла во мне нездоровый интерес.

Итерация II

Иногда внутренний голос стоит слушать только ради того, чтобы попасть в некий тайный кармический круговорот вселенной. Я глубоко убежден: наши души способны находить друг друга спустя века, и если между людьми существует незримая нить, она непременно свяжет их судьбы вновь. Свои люди узнаются с полувзгляда.

К слову, моего давнего друга — Гамильтона Грея, я всегда считал одним из таковых людей. Могла ли наша с ним дружба оказаться неким искуплением кармы? Я вполне допускаю, что в прошлой жизни Грей служил палачом у какого-нибудь влиятельного лорда и, казнив меня, был живьем сожран беспросветными муками совести. А теперь мы переродились и стали душевными друзьями…

Почему я полагаю палачом именно его? Потому что искренне добродушные люди подобны неграненому алмазу, им предопределено родиться с одухотворенной печалью на челе.

По моим подсчетам шел третий час ночи. Я и мой друг коротали время в морге, расположенном неподалеку от Бессингби Хилл. Под кабинетом Грея, в просторных подвалах находились секционные, но я был готов поклясться, что временами слышал доносившиеся оттуда разговоры.

Мысли беспорядочно роились у меня в голове. Но, несмотря на позднее время, я совершенно не чувствовал усталости.

— Юст, — голос Гамильтона прозвучал откуда-то издалека, — мне кажется, я на грани просветленного открытия…

Грей развалился в кресле за своим рабочим столом и, не моргая, рассматривал лепнину на потолке.