Und wir tanzten

— Необходимо время, чтобы прояснить его платежеспособность в перспективе, — сдержанно заговорил я, когда Джонатан вновь занял кресло напротив и поставил бокал на стол передо мной. — Вам, как никому другому известно, в какую волокиту это выльется. Желаете искусственным путем запустить процедуру банкротства? Ваше право за ваши деньги, но в конце вы только феерично взбрыкнетесь, добавив работы мне и полиции… — я развел руками в миролюбивом жесте, — не в моих интересах идти против вас, мистер Филлсгейт, но в моих силах оградить вас от необдуманных и крайне нездоровых авантюр.

Джонатан Филлсгейт принялся нетерпеливо настукивать пальцами по столу. Он сверлил меня пристальным взглядом, очевидно пытаясь прийти к некоему нетривиальному умозаключению. Но я с вежливым интересом ожидал его ответа и не торопил события, позволяя моим словам осесть в мозгу банкира шелестом купюр. Филлсгейт молча протянул руку и, подняв бокал с виски, коротко кивнул:

— Черт с тобой, Хейвуд… — он залпом осушил бокал и, громко поставив его перед собой, угрожающе сменил тон, — ты все еще мой адвокат, и если ты задумал пойти против меня, я заставлю тебя пожалеть об этом. Я тебя уничтожу. Уничтожу… Ты понял?

Джонатан поднялся и на несколько секунд задержался у моего стола, чтобы я сумел прочувствовать натуральность его угрозы. Я буднично, с улыбкой помахал ему рукой, прощаясь.

Филлсгейт зло фыркнул и стремительно направился к выходу.

Когда дверь за ним закрылась, я невольно издал страдальческий стон и откинулся на спинку кресла. Из всех моих клиентов этот был самым проблемным. Иногда меня посещала кощунственная мысль о том, что, случись Джонатану Филлсгейту перейти дорогу более влиятельным людям, я мог бы неплохо подзаработать на его наследниках. Семейные тяжбы среди людей вроде них — всегда грязные и доходные.

А ради паскудного чувства удовлетворения я даже был готов подсобить.

Остаток дня я провел за рутинными делами, и когда дверной колокольчик вновь оповестил меня о посетителе и издал мелодичное «дзынь», я был немного озадачен. Кого принесло под вечер?

Передо мной на столе были разложены бумаги. Я тщетно пытался сосредоточиться на сметах, что доставил курьер Филлсгейта, и чужой нос в этих документах был бы весьма некстати. Поэтому, когда в коридоре раздались торопливые шаги, я поспешно сгрудил бумаги в одну кучу и положил сверху внушительный налоговый сборник. И пустую чайную чашку. И блюдце.

Ко мне заглянул Гамильтон Грей. Приметив на нем новый черный фрак, я в молчаливом вопросе, недоверчиво вскинул левую бровь, но Гамильтон не заметил моего жеста. Стоя посреди кабинета, он выглядел взволнованным и нервно теребил ворот плаща.

— Не ожидал увидеть тебя сегодня.

— У тебя есть какие-то планы? — Начал издалека Грей, но я уже знал наперед, что последует за его, на первый взгляд, невинным интересом.

Я поднялся из-за стола:

— Хм… Мой ответ будет зависеть от того, насколько захватывающим окажется твое предложение.

— В доме Рейнолдсов сегодня званый вечер.

Я не поверил собственным глазам, когда лицо моего друга озарило выражение, преисполненное поистине щенячьей надежды. Давненько я не видел подобного, и невольно меня охватило любопытство.

Стоило отметить, что вечера, которые проводила миссис Генри Рейнолдс, с большой натяжкой можно назвать светским приемом. Скорее в стенах ее дома собирались богемные сливки нашего провинциального общества, и получить туда приглашение, не будучи представленным кем-то из «своих» с наличествующей карточкой, было практически невозможно.

— Скука. — Мой ответ прозвучал категорично.

— Юст…

— Ты намереваешься использовать меня в качестве пригласительного билета, — я прислонился к краю стола, спрятав руки в карманы, и спокойно улыбнулся, — по-твоему, я должен быть счастлив?

— Тебе ничего не стоит составить мне компанию! К тому же, у тебя будет возможность заполучить себе парочку новых клиентов. Ты же знаешь, чем обычно заканчиваются подобные встречи…

— Кто она? — я усмехнулся, вскинув голову и внимательно изучая своего друга с ног до головы, — едва ли ты стараешься попасть на закрытый прием ради увеселений.

Гамильтон недовольно скривился. Пока он придумывал, чем достойно парировать мои подозрения, я понаблюдал, как он поправлял несколько раз бабочку, одергивал фрак и приглаживал волосы. И как довершение нелепой картины, Грей принял нарочито небрежную позу, встав ко мне вполоборота, отчего половина его лица оказалась сокрыта тенью:

— С чего ты взял, будто речь идет о женщине?

— Скажи, что я не прав. — Подойдя к приятелю, я нарочито дружелюбно приобнял его, сочувствующе похлопав по плечу, — так, как ее имя? Быть может, я сумею помочь тебе советом до того, как дело примет скверный оборот.