Ремиссия

Стало интерес-но. Сколько еще на свете кровной родни, с которой я не знаком. Вот и все.

Олег встает и наливает себе еще чаю.

Ночь. Надя и Олег в темной спальне, в постели, лихорадочно любят друг друга. Наконец, Олег со вздохом откидывается на спи-ну. И говорит — неожиданно громко и четко:

Боюсь смерти. Я боюсь смерти, Надя.

Что ты… Тише, Сережа услышит… Почему тебе это в голову пришло? — шепчет Надя, приподнимаясь на локте и покрывая его лицо и грудь быстрыми поцелуями. — Все же хорошо, врачи гово-рят, следует ожидать длительной ремиссии, состояние стабильное, никаких следов опухоли, химеотерапия помогла…

Не знаю я, чего следует ожидать. Не верю врачам. Боюсь бо-ли. Боюсь смерти, — шепчет Олег. — Я сейчас только понял, как сильно я боюсь смерти. Я не хочу умирать, Надя. Я жить хочу, — Олег вдруг всхлипывает, как ребенок.

Ну, что ты, что ты, милый! Родной мой! Олежек! Ты не ум-решь… Ты уже здоров… Не думай об этом вообще!

Да. Я не умру. Не умру, — лихорадочно шепчет Олег и при-жимает к себе Надю.

Квартира Марии Петровны.

Мария Петровна — веселая, нарядная, тщательно причесан-ная — принимает гостей: семью Говоровых. Надя помогает ей на-крывать на стол: носит из кухни тарелки со всякой снедью. Олег и Сережа сидят на диване, просматривают фотоальбом.

А вот это я — маленький, — говорит с улыбкой Олег. — Те-перь самому на себя смотреть смешно… Штаны какие-то куцые… Клюшка эта дурацкая… Я ее даже поднять не мог, а туда же — хок-кеист! Это летом-то…

Ну, существует же хоккей на траве, — примирительно гово-рит Сережа. И потом, ты здесь не маленький совсем, а большой.

Для тебя — большой. Мне здесь девять лет. Но на самом-то деле — маленький…

Нет. Большой. И не смешной, — Сережа прижимается голов-кой к отцовскому плечу. Берет его руку в свои, гладит. Переворачи-вает — и видит четкий темный кружок на запястье:

Ой, что это, папочка?

Синяк. Не обращай внимания, — Олег выдергивает руку из рук сына, торопливо натягивает край рукава, чтобы закрыть пятно, и переворачивает страницу альбома. — О, а это я в пионерском ла-гере! Ты-то, небось, и не знаешь, на свое счастье, что такое эти пионерские лагеря?!

Мария Петровна и Надя снуют между кухней и комнатой, по-том задерживаются на кухне, оттуда доносятся их голоса:

Салат осталось заправить и смешать, — говорит Мария Пет-ровна.

Давайте, я сделаю, — предлагает Надя.

Спасибо, детка… А я пока духовку запалю. И через пол часа можем уже подавать горячее…

С кухни доносится позвякивание посуды, треск зажигалки.

Сережа указывает на противоположную стену, где, над комо-дом, оправленный в красивый багет, висит большая черно-белая фотография юной девушки в нарядном платье.

Это бабушка?

Бабушка.

А ты уже был тогда?

Нет. До меня еще десять лет ей жить… Это она в платье для выпускного вечера, ей семнадцать лет, — отвечает Олег, с любовью глядя на фотографию.

А сколько… вообще жить? До смерти? — робко, задумчиво спрашивает Сережа.

Кому? — пугается Олег.

Бабушке…

А, бабушке… Она умерла, когда мне было девять лет. Значит, эта фотография сделана за девятнадцать лет до ее смерти, — спо-койно отвечает Олег, но взгляд его, устремленный на макушку сы-на, встревожен.

Папа… А бабушка Маня скучает по бабушке? У нее поэтому так фотографий много?

Да, она очень скучает по бабушке, — с печалью в голосе от-вечает Олег.

А ты? Ты скучаешь по ней, да? Все время?

Скучаю. Все время.

А когда был маленький, больше скучал?

Больше.

А… — хочет что-то еще спросить Сережа, но умолкает.

Что, Сергуня? — Олег обнимает сына и прижимает к себе. — Что ты?

Когда ты в больнице лежал, я тоже скучал… Очень, — Сере-жа принимается плакать. — Я так боялся, что ты умрешь! Но ты ведь не умрешь? Никогда не умрешь?

Сережа… Все люди когда-нибудь…

Но ты не умирай! Пожалуйста! — перебивает отца Сережа. — Не умирай!

С кухни прибегает Надя, сжимая в руках вымазанную салатом ложку.

Что случилось, мальчики?

Да вот… Сережа расстроился. Увидел фотографию бабушки и расстроился, — растерянно говорит Олег, прижимая к себе рыдаю-щего сына.

Надя садится на диван рядом с ними, принимается гладить Сережу по спине.

Входит Мария Петровна.

Ох, Сереженька! Что случилось? Детка…

Сережа, все еще всхлипывая, отстраняется от отца. Вытирает слезы. Надя и Олег молчат. Мария Петровна всплескивает руками… И скрывается на кухне.

Олег, Надя и Сережа сидят за столом, накрытым уже для чая. Мария Петровна вносит огромный, красивый «наполеон».

Какой тортик! — восхищенно восклицает Сережа.

Мария Петровна, вы волшебница!