Добавить в моё избранное
81 мин, 52 сек 8095
Даже назойливое визжание сирен не включало в нем чувство тревоги. Так повторялось каждый день. Он обращался в нового себя, при этом оставаясь самим собой. С новым днём приходили новые победы. И так раз за разом, жизнь за жизнью, до слияния с энергией космоса. А потом снова в нескончаемый путь великих свершений.
«Зиг Хайль! Зиг Хайль! -Зазвонил телефон». На самом деле, у него не было телефона. По скайпу позвонила его новая подружка, с которой он познакомился накануне в прожыдовленной социальной сети. Она напомнила о встрече, которая намечена на сегодняшний вечер. Он прекрасно помнил о данном событии. Но в своей новой роли Он был забывчивым парнем. Никогда еще он не говорил о себе настоящем. Ни одна живая душа не знала его истиную сущность. Для этого лживого мирка — Он был вынужден лгать ему в ответ. Он прекрасно справлялся с этой игрой. Так же как игра управляла миром и заставляла лгать всем людям.
Дождавшись, пока рассосётся движуха у подъезда, он оделся в так ненавистный ему, но удобный костюм «овощ-стайл». Новый грим изображал гримасу общечеловека с промытыми мозгами. Очки выражали ум и начитанность, но так же выставляли не лучшие качества новой роли, которую ему предстоит сыграть.
Прогулявшись до соседнего района, в очередной раз навестил тамошнего попа. Он всегда так поступал — чертил чёрным маркером на полу у двери пентаграмму и перевернутый крест, с тремя шестерками внизу. Едкий запах валерьянки, надежно пропитал дверь поповской конуры. Все коты облюбовали второй этаж и ежедневно оставляли «на нужды цыркви» продукты пищеварения и будоражащий запах свежей мочи. Он презирал весь цырковный балаган. И поп, как символ барыги опиумом для быдла, заслуживал кары, за свои грязные деяния на территории Руси.
Подходя к месту встречи, которое невозможно было изменить, Он напевал себе мелодию разрывающейся грязной плоти, которую ему предстоит покромсать, превозмогая тошноту и рвоту от невыносимого зрелища, которое по цепочке откроется его воображению. Заточенное лезвие погладит целлюлозные бока и насладится привкусом отравленных внутренних органов, пропускающих через свои клетки всю ту муть, которой до отказа пичкала их тупая шалава, по чьей то злой воле или ошибке сознания, рожденная в порочном вальсе трущихся грязью отбросов. Войдя в Макдак и осмотрев окружающих мышей, грызущих испражнения, которые спустя всего лишь пару лет, начнут съедать их изнутри, тела будут распадаться на куски, распространяя дальше всю заразу, дав смысл жизни новым видам внутри них самих.
Она вошла, немного потупив свой неразумный взор. Как будто в зеркало смотрясь, окинула гниющие тела своим потусклым взглядом. Глаза. Ее серебряные очи, все ещё светились сталью. Искра от былого пламени осталась, и сражалась за тепло, преодолевая действий неразумность, безразличие к самой себе её хозяйки. Он помахал рукой, пока другою поправлял очки. Неряшливо, как будто сквозь характер свой, улыбку скорчил сквозь шептание сил. Она заметила его, немного ошалевши от того, как неестественно по мнению, которое ведь даже было не её, ведет себя очередной влюбившийся глупец. Она кокетливо присела, играя взглядом и сказала: -«Ну, привет». От аромата, нет, от вони всех её духов, какими брызгала себя эта особа час назад. Ведь если рано, по утру, всего на миг, одно мгновенье, ощутив тот запах тела… -стремительный порыв безумной рвоты удалился б из тебя, от смрада трупного, гниющей плоти, разложившейся уже. А так и вроде бы нормальный запах снизошёл до фибр души твоей, почти очаровав. Смущаясь, ты ответил: -«О, привет! Ну как дела»? Отринув мысль свою на всякие любезности, которыми ты сыплешь тухлых дам, при первой своей встрече с ними.
Обычный с виду разговор двух юных тел. Обычная еда. Обычные напитки. Обычные машины подъезжают к ресторану быстрого питания. Обычные пустышки из движенья «еХд» садятся в них. Обычная работа и обычные стенания. И как обычно ты позвал её к себе. И вы идёте, озаряя серый томный вид гнетущих улиц. Держась за руки, ты воображаешь уж себе. Какие ночью испытает она муки. Ты не повёл её домой, ведь ты неглуп. Ты предложил ей в парке потереться грязью. И снова, как в тот раз, усевшись под искомый дуб. Ты начал руки об нее тереть, как в морге трупы обтирают мазью. Она замерзла, лезет тебе под штаны. Пытается сказать тебе что «любит». Ты крепко прижимаешь её плоть к себе. Рукой лаская ручку лезвия, которое очередную гниль погубит. Последний взгляд на эту мерзопакостную суку, так высок. Последние слова ты произнёс над ухом. Прикосновение ножа к её трясущейся в конвульсиях теряющейся тушке.
-«Ах, как прекрасна эта ночь, ты посмотри. Ты видишь? Полная луна взошла над нами, для тебя. А небо подарило взор на звезды. А там, в немыслимом периметре галактик, предки смотрят на объятия тебя, да и, меня. Судить они не станут нас -таков конец в моей печальной прозе. Луна очистила ту душу, что была посажена в тюрьму в виде такой как ты. Лети же к ней!
«Зиг Хайль! Зиг Хайль! -Зазвонил телефон». На самом деле, у него не было телефона. По скайпу позвонила его новая подружка, с которой он познакомился накануне в прожыдовленной социальной сети. Она напомнила о встрече, которая намечена на сегодняшний вечер. Он прекрасно помнил о данном событии. Но в своей новой роли Он был забывчивым парнем. Никогда еще он не говорил о себе настоящем. Ни одна живая душа не знала его истиную сущность. Для этого лживого мирка — Он был вынужден лгать ему в ответ. Он прекрасно справлялся с этой игрой. Так же как игра управляла миром и заставляла лгать всем людям.
Дождавшись, пока рассосётся движуха у подъезда, он оделся в так ненавистный ему, но удобный костюм «овощ-стайл». Новый грим изображал гримасу общечеловека с промытыми мозгами. Очки выражали ум и начитанность, но так же выставляли не лучшие качества новой роли, которую ему предстоит сыграть.
Прогулявшись до соседнего района, в очередной раз навестил тамошнего попа. Он всегда так поступал — чертил чёрным маркером на полу у двери пентаграмму и перевернутый крест, с тремя шестерками внизу. Едкий запах валерьянки, надежно пропитал дверь поповской конуры. Все коты облюбовали второй этаж и ежедневно оставляли «на нужды цыркви» продукты пищеварения и будоражащий запах свежей мочи. Он презирал весь цырковный балаган. И поп, как символ барыги опиумом для быдла, заслуживал кары, за свои грязные деяния на территории Руси.
Подходя к месту встречи, которое невозможно было изменить, Он напевал себе мелодию разрывающейся грязной плоти, которую ему предстоит покромсать, превозмогая тошноту и рвоту от невыносимого зрелища, которое по цепочке откроется его воображению. Заточенное лезвие погладит целлюлозные бока и насладится привкусом отравленных внутренних органов, пропускающих через свои клетки всю ту муть, которой до отказа пичкала их тупая шалава, по чьей то злой воле или ошибке сознания, рожденная в порочном вальсе трущихся грязью отбросов. Войдя в Макдак и осмотрев окружающих мышей, грызущих испражнения, которые спустя всего лишь пару лет, начнут съедать их изнутри, тела будут распадаться на куски, распространяя дальше всю заразу, дав смысл жизни новым видам внутри них самих.
Она вошла, немного потупив свой неразумный взор. Как будто в зеркало смотрясь, окинула гниющие тела своим потусклым взглядом. Глаза. Ее серебряные очи, все ещё светились сталью. Искра от былого пламени осталась, и сражалась за тепло, преодолевая действий неразумность, безразличие к самой себе её хозяйки. Он помахал рукой, пока другою поправлял очки. Неряшливо, как будто сквозь характер свой, улыбку скорчил сквозь шептание сил. Она заметила его, немного ошалевши от того, как неестественно по мнению, которое ведь даже было не её, ведет себя очередной влюбившийся глупец. Она кокетливо присела, играя взглядом и сказала: -«Ну, привет». От аромата, нет, от вони всех её духов, какими брызгала себя эта особа час назад. Ведь если рано, по утру, всего на миг, одно мгновенье, ощутив тот запах тела… -стремительный порыв безумной рвоты удалился б из тебя, от смрада трупного, гниющей плоти, разложившейся уже. А так и вроде бы нормальный запах снизошёл до фибр души твоей, почти очаровав. Смущаясь, ты ответил: -«О, привет! Ну как дела»? Отринув мысль свою на всякие любезности, которыми ты сыплешь тухлых дам, при первой своей встрече с ними.
Обычный с виду разговор двух юных тел. Обычная еда. Обычные напитки. Обычные машины подъезжают к ресторану быстрого питания. Обычные пустышки из движенья «еХд» садятся в них. Обычная работа и обычные стенания. И как обычно ты позвал её к себе. И вы идёте, озаряя серый томный вид гнетущих улиц. Держась за руки, ты воображаешь уж себе. Какие ночью испытает она муки. Ты не повёл её домой, ведь ты неглуп. Ты предложил ей в парке потереться грязью. И снова, как в тот раз, усевшись под искомый дуб. Ты начал руки об нее тереть, как в морге трупы обтирают мазью. Она замерзла, лезет тебе под штаны. Пытается сказать тебе что «любит». Ты крепко прижимаешь её плоть к себе. Рукой лаская ручку лезвия, которое очередную гниль погубит. Последний взгляд на эту мерзопакостную суку, так высок. Последние слова ты произнёс над ухом. Прикосновение ножа к её трясущейся в конвульсиях теряющейся тушке.
-«Ах, как прекрасна эта ночь, ты посмотри. Ты видишь? Полная луна взошла над нами, для тебя. А небо подарило взор на звезды. А там, в немыслимом периметре галактик, предки смотрят на объятия тебя, да и, меня. Судить они не станут нас -таков конец в моей печальной прозе. Луна очистила ту душу, что была посажена в тюрьму в виде такой как ты. Лети же к ней!
Страница
4 из 25
4 из 25
