82 мин, 54 сек 18365
Это была точная копия меня, а может быть, даже лучше, чем я — чёрные глазки с длинными ресничками; розовые мягкие щёчки с ямочками; ротик, который открывался и закрывался; длинные блестящие волосы, спадавшие чёрными локонами. На кукле было нарядное сине-белое платье и чёрные кожаные туфельки. От игрушки веяло добротой и ещё чем-то очень положительным.
— Можно мыть волосы, стирать — ей ничего не сделается, — продолжала старушка, видя, что Мирандер и я окончательно решили купить куклу.
— Заходите в наш магазин ещё раз и больше. Всегда заходите! — доброжелательно зазвенел её голос, когда Мирандер уплатил деньги и вложил куклу мне в руку.
— Конечно, зайдём! — сказали мы.
— Через два дня привезут ещё товары. Такие, что вы никогда и не видели. Искренне приглашаю. До свиданья, — сказала напоследок старушка.
Выйдя из магазина, мы ещё долго обсуждали товары, что видели там.
— Ты видел: картина из цветочных лепестков! Портрет какой-то женщины. Как здорово выполнено! — говорила я, глядя то в бездонные глаза Мирандера, то в плоское небо над собой.
— Скорее всего, можно заказать такой портрет, — ответил он. — У меня появилась кое-какая мысль… — я подсунула ему куклу, и он со смехом поцеловал её руку.
Какое приятное воспоминание. Казалось бы, прошло всего несколько дней, но я уже осознаю эту неповторимость — будут, верю, и лучшие, и худшие дни, но такого не будет больше никогда. Воспоминания о нём уже проявляются на нематериальной бумаге морального альбома.
Чуть позже, на следующий день, я снова вспомнила о магазине и его хозяйке — мы с Мирандером были в гостях у Денизы Сурраниной, страстной любительницы музыки. Как ни странно, в тот день она ни слова об этом не сказала — была неожиданно проста и весела, рассказывала о недавней поездке в свой загородный дом.
— Закончили делать камин в зале, — говорила Дениза. — Хорошая тяга. Невообразимо… уютно стало в комнате.
Мне нигде больше так не нравилось, как в доме у Сурраниной. Все стены в нём закрыты большими глянцевыми фотографиями в узких белых рамках. Многие картины и рядом с ними не стояли — например, дерево, вывернутое из земли с корнями, висящее непостижимым образом в воздухе, и дети, сидящие на его ветках, смеющиеся и раскидывающие руки. «Смотри, мама, куда я забрался!» Каким образом был сделан снимок, до сих пор не понимаю.
Так вот, я сидела на своём любимом диване у окна, положив ноги на пуф. На моих коленях, как на подушке, лежал Мирандер и бегло пролистывал журналы, которых у Денизы всегда было в избытке.
— Кстати, — сказала я, когда Дениза исчерпала свой запас впечатлений. — Неплохой магазин сувениров открылся недавно на Имповой площади, возле памятника.
— А там продаются какие-нибудь раритетные музыкальные записи? — поинтересовалась Дениза.
— Думаю, да. Там огромный выбор ненужных вещей.
— Невообразимо… люблю ненужные вещи, — Дениза отрывисто зевнула. — Sorry, сегодня ночью я плохо спала… — она перевела взгляд на Грегора.
— Что ты на меня смотришь? — улыбнулся он. — Я не являюсь и не могу являться причиной твоего плохого сна. Мы с Глорией этой ночью сначала пошли гулять на озеро, потом по магазинам…
— Интересно, по каким же? Поздним вечером!
— Не волнуйся, — засмеялась я, — мы-то знаем места!
— Вот, Глория не даст соврать, — одобрительно кивнул Грегор Мирандер. — Потом мы сдуру решили зайти в гости к Ридживичам, встретили там Мелли…
— Бреугольт?!
— Её, родимую! В общем, пробыли там где-то… до сколька, милая? — обратился Грегор ко мне.
— Как я могу помнить? Ну, наверное, часов до трёх ночи…
— Точно. А потом я проводил Глорию домой, но мне показалось, что мы пришли не к ней, а ко мне.
— Мы и пришли к тебе, — подтвердила я.
— А так как мы очень устали, то решили больше никуда не идти, — подытожил Мирандер. — Мы легли спать! — и он опять уткнулся в какой-то журнал.
— А кто же тогда мне звонил? Всю ночь звонили, уроды… — тоскливо сказала Дениза. — Я-то думала, что-то случилось с камином. Поэтому и не отключала телефон. Слушай, Глория, а ты не можешь определять ложь по телефону?
— Могу, — отозвалась я. — Только не хочу с этим экспериментировать.
Моя рука дрожит. Стук сердца отдаёт куда-то в желудок. Глаза не видят этих слов, как ни пытаются напрячься.
Это всего лишь темнота. Вернее, свет лампы среди неё. Я зажгла свет — хотела записать сон, и теперь боюсь, что забуду его сию же секунду. Но вроде не забываю.
Как правило, в моих снах много каких-то людей. И много ощущений дежавю. Допустим, я сижу в классе и наблюдаю солнечный луч на столе; тем временем кто-то из моих товарищей спрашивает: «У вас вчера вечером был свет?» Это сон. А через некоторое время я сидела в музыкальной студии и почти засыпала, укрытая мягким светом солнца сквозь персиковую занавеску.
— Можно мыть волосы, стирать — ей ничего не сделается, — продолжала старушка, видя, что Мирандер и я окончательно решили купить куклу.
— Заходите в наш магазин ещё раз и больше. Всегда заходите! — доброжелательно зазвенел её голос, когда Мирандер уплатил деньги и вложил куклу мне в руку.
— Конечно, зайдём! — сказали мы.
— Через два дня привезут ещё товары. Такие, что вы никогда и не видели. Искренне приглашаю. До свиданья, — сказала напоследок старушка.
Выйдя из магазина, мы ещё долго обсуждали товары, что видели там.
— Ты видел: картина из цветочных лепестков! Портрет какой-то женщины. Как здорово выполнено! — говорила я, глядя то в бездонные глаза Мирандера, то в плоское небо над собой.
— Скорее всего, можно заказать такой портрет, — ответил он. — У меня появилась кое-какая мысль… — я подсунула ему куклу, и он со смехом поцеловал её руку.
Какое приятное воспоминание. Казалось бы, прошло всего несколько дней, но я уже осознаю эту неповторимость — будут, верю, и лучшие, и худшие дни, но такого не будет больше никогда. Воспоминания о нём уже проявляются на нематериальной бумаге морального альбома.
Чуть позже, на следующий день, я снова вспомнила о магазине и его хозяйке — мы с Мирандером были в гостях у Денизы Сурраниной, страстной любительницы музыки. Как ни странно, в тот день она ни слова об этом не сказала — была неожиданно проста и весела, рассказывала о недавней поездке в свой загородный дом.
— Закончили делать камин в зале, — говорила Дениза. — Хорошая тяга. Невообразимо… уютно стало в комнате.
Мне нигде больше так не нравилось, как в доме у Сурраниной. Все стены в нём закрыты большими глянцевыми фотографиями в узких белых рамках. Многие картины и рядом с ними не стояли — например, дерево, вывернутое из земли с корнями, висящее непостижимым образом в воздухе, и дети, сидящие на его ветках, смеющиеся и раскидывающие руки. «Смотри, мама, куда я забрался!» Каким образом был сделан снимок, до сих пор не понимаю.
Так вот, я сидела на своём любимом диване у окна, положив ноги на пуф. На моих коленях, как на подушке, лежал Мирандер и бегло пролистывал журналы, которых у Денизы всегда было в избытке.
— Кстати, — сказала я, когда Дениза исчерпала свой запас впечатлений. — Неплохой магазин сувениров открылся недавно на Имповой площади, возле памятника.
— А там продаются какие-нибудь раритетные музыкальные записи? — поинтересовалась Дениза.
— Думаю, да. Там огромный выбор ненужных вещей.
— Невообразимо… люблю ненужные вещи, — Дениза отрывисто зевнула. — Sorry, сегодня ночью я плохо спала… — она перевела взгляд на Грегора.
— Что ты на меня смотришь? — улыбнулся он. — Я не являюсь и не могу являться причиной твоего плохого сна. Мы с Глорией этой ночью сначала пошли гулять на озеро, потом по магазинам…
— Интересно, по каким же? Поздним вечером!
— Не волнуйся, — засмеялась я, — мы-то знаем места!
— Вот, Глория не даст соврать, — одобрительно кивнул Грегор Мирандер. — Потом мы сдуру решили зайти в гости к Ридживичам, встретили там Мелли…
— Бреугольт?!
— Её, родимую! В общем, пробыли там где-то… до сколька, милая? — обратился Грегор ко мне.
— Как я могу помнить? Ну, наверное, часов до трёх ночи…
— Точно. А потом я проводил Глорию домой, но мне показалось, что мы пришли не к ней, а ко мне.
— Мы и пришли к тебе, — подтвердила я.
— А так как мы очень устали, то решили больше никуда не идти, — подытожил Мирандер. — Мы легли спать! — и он опять уткнулся в какой-то журнал.
— А кто же тогда мне звонил? Всю ночь звонили, уроды… — тоскливо сказала Дениза. — Я-то думала, что-то случилось с камином. Поэтому и не отключала телефон. Слушай, Глория, а ты не можешь определять ложь по телефону?
— Могу, — отозвалась я. — Только не хочу с этим экспериментировать.
Моя рука дрожит. Стук сердца отдаёт куда-то в желудок. Глаза не видят этих слов, как ни пытаются напрячься.
Это всего лишь темнота. Вернее, свет лампы среди неё. Я зажгла свет — хотела записать сон, и теперь боюсь, что забуду его сию же секунду. Но вроде не забываю.
Как правило, в моих снах много каких-то людей. И много ощущений дежавю. Допустим, я сижу в классе и наблюдаю солнечный луч на столе; тем временем кто-то из моих товарищей спрашивает: «У вас вчера вечером был свет?» Это сон. А через некоторое время я сидела в музыкальной студии и почти засыпала, укрытая мягким светом солнца сквозь персиковую занавеску.
Страница
10 из 23
10 из 23