Добавить в моё избранное
82 мин, 54 сек 18361
— Это же… вы-ыгода! Власть!
— Какая ещё власть?! — разозлился Мартин.
— Обыкновенная! По-олная власть! А, да что там! — Мирандер махнул рукой и нетвёрдой походкой подошёл ко мне.
— Выходи, дорогая! — сказал он, схватил меня за руку и вытащил из-за стола. Я не могла стоять от всего выпитого и съеденного — он видел это, хоть и сам был пьян. Он обнял меня за плечо и дал мне возможность удобно на него опереться.
«Может, стоило влюбиться в Мирандера? — подумала я тогда. — А что! Он старше меня на пятнадцать лет, самый расцвет сил — тридцать один год, остроносый, остроумный, остроглазый… Кстати, глаза такие чёрные… такие умные… — неслось у меня в мозгу что-то горячее. — Он мне симпатизирует… денег у него достаточно»… — я почти падала, глаза закрывались, Мирандер держал меня и выкрикивал:
— Проверяйте её! Она определит вашу ложь! Кто?
Все молчали. Мартин помрачнел. Он понял, что проиграл спор, и что никакого «тогда» сегодня не будет.
— Кто?! — заревел Грегор на весь зал.
— О'кей, я, — и Мелинда Бреугольт медленно встала с кресла, покачиваясь. Просто ослепительные белые волосы. Помутневшая от вина бирюза глаз — да, так она ещё никогда не напивалась. Как все любили моего отца! Впрочем, и сейчас любят.
— Соберись с мыслями, Мелли! — одобрительно ответил Грегор Мирандер. От него пахло мятным тортом, в который он недавно был воткнут Денизой — я теряла голову от этого аромата. Плюс дорогой одеколон — моя голова окончательно терялась.
— Я готова! — сказала Мелинда. — Я начинаю! Прежде всего условимся, Глориссия, что если ты услышишь ложь, говори «ква», понятно?
Я кивнула.
— Итак, Глориссия, ты же обо мне ничего не знаешь? Я никогда не рассказывала тебе о себе! Сегодня я сделаю это! Мне тридцать семь лет, и я была замужем два раза…
— Ква.
— … три раза…
— Ква.
— … четыре раза! Когда я вышла замуж в первый раз, мне был двадцать один год; я познакомилась с ним возле цирка…
— Ква!
— … возле парка аттракционов. Мы встречались два месяца и поженились в августе…
— Ква!
— … в марте, ладно! Он подарил мне чёрное…
— Ква!
— … серое…
— Ква!
— … чёрт, оранжевое пальто и перчатки…
— КВА!
— Ладно уж, без перчаток! Он был беден!… — и обессиленная Мелинда, так и не дойдя до остальных мужей, рухнула обратно в кресло. Гости ахнули.
— Ты победила, — шепнул мне в ухо Грегор Мирандер. — Я влюблён в тебя, Глория.
Вот оно. Страшное, неизведанное ранее. Даже сейчас, когда пишу про это, оглядываясь на тот день сквозь завесу времени, я дрожу. Я не могу спокойно говорить про Г. Мирандера, а если и пытаюсь, то спокойствие это — напускное. Кстати, Грегор и является тем третьим человеком в моём моральном альбоме, которого я вижу чётко. Даже в его имени и фамилии, как, вероятно, уже заметил внимательный читатель, слышится чёткость, твёрдость, ясность. Ирония Грегора всегда остра и убийственна. Мне кажется, что и чувства свои он построил на принципе чёткости. Заметь, читатель: Мартин никогда не говорил мне слова вроде «я влюблён в тебя». Он, скорее всего, боялся этих слов, боялся моей возможной реакции на эти слова, боялся, что соврёт… Мирандер же не боялся ничего, потому что был матёрым (да, только это слово и подходит) эгоистом. Впрочем, привязанность, симпатии он испытывал довольно часто (кажется, я упоминала про одну из его любовниц). Мирандер нравился многим, если не всем. Свой эгоизм он ловко прятал за умом и обаянием (даже когда он напивался, что случалось с ним довольно редко, он не терял притягательности, и я — ярое тому подтверждение).
Случалось ли вам, дорогой читатель, видеть на чистой белой бумаге выполненный яркой чёрной тушью чертёж? Если случалось, то, я думаю, вы поймёте моё сравнение. Весь облик Мирандера (как внутренний, так и внешний) — это контрастный, режущий ваш взгляд чертёж, не имеющий ни одной плавной закруглённой линии.
Для своих лет (ещё раз напомню — на тот момент Грегору был тридцать один год) он достиг многого. Он руководил одним из издательств в сети моего отца, вернее, не «каким-то», а самым крупным во всём регионе. Грегор не старался скрыть того, что он карьерист — все мы знали и знаем об этом. Просто никогда не упоминаем. Не думай, читатель, мы не боимся его — мы не хотим (и никогда не хотели) портить отношения с ним. Само упоминание двух слов «Грегор Мирандер» вызовет у любого преуспевающего жителя нашего города чувство гордости. Как-то раз я слышала разговор двух женщин (ехали в автобусе). Одна, насколько я поняла, рассказывала другой про какое-то заседание.
— Ты представляешь, — говорила она, — в середине заседания открывается дверь и заглядывает… кто бы, ты подумала! Грегор Мирандер! Абсолютно не смущаясь, спрашивает: «Лиора Энджис ведь здесь, не так ли?
— Какая ещё власть?! — разозлился Мартин.
— Обыкновенная! По-олная власть! А, да что там! — Мирандер махнул рукой и нетвёрдой походкой подошёл ко мне.
— Выходи, дорогая! — сказал он, схватил меня за руку и вытащил из-за стола. Я не могла стоять от всего выпитого и съеденного — он видел это, хоть и сам был пьян. Он обнял меня за плечо и дал мне возможность удобно на него опереться.
«Может, стоило влюбиться в Мирандера? — подумала я тогда. — А что! Он старше меня на пятнадцать лет, самый расцвет сил — тридцать один год, остроносый, остроумный, остроглазый… Кстати, глаза такие чёрные… такие умные… — неслось у меня в мозгу что-то горячее. — Он мне симпатизирует… денег у него достаточно»… — я почти падала, глаза закрывались, Мирандер держал меня и выкрикивал:
— Проверяйте её! Она определит вашу ложь! Кто?
Все молчали. Мартин помрачнел. Он понял, что проиграл спор, и что никакого «тогда» сегодня не будет.
— Кто?! — заревел Грегор на весь зал.
— О'кей, я, — и Мелинда Бреугольт медленно встала с кресла, покачиваясь. Просто ослепительные белые волосы. Помутневшая от вина бирюза глаз — да, так она ещё никогда не напивалась. Как все любили моего отца! Впрочем, и сейчас любят.
— Соберись с мыслями, Мелли! — одобрительно ответил Грегор Мирандер. От него пахло мятным тортом, в который он недавно был воткнут Денизой — я теряла голову от этого аромата. Плюс дорогой одеколон — моя голова окончательно терялась.
— Я готова! — сказала Мелинда. — Я начинаю! Прежде всего условимся, Глориссия, что если ты услышишь ложь, говори «ква», понятно?
Я кивнула.
— Итак, Глориссия, ты же обо мне ничего не знаешь? Я никогда не рассказывала тебе о себе! Сегодня я сделаю это! Мне тридцать семь лет, и я была замужем два раза…
— Ква.
— … три раза…
— Ква.
— … четыре раза! Когда я вышла замуж в первый раз, мне был двадцать один год; я познакомилась с ним возле цирка…
— Ква!
— … возле парка аттракционов. Мы встречались два месяца и поженились в августе…
— Ква!
— … в марте, ладно! Он подарил мне чёрное…
— Ква!
— … серое…
— Ква!
— … чёрт, оранжевое пальто и перчатки…
— КВА!
— Ладно уж, без перчаток! Он был беден!… — и обессиленная Мелинда, так и не дойдя до остальных мужей, рухнула обратно в кресло. Гости ахнули.
— Ты победила, — шепнул мне в ухо Грегор Мирандер. — Я влюблён в тебя, Глория.
Вот оно. Страшное, неизведанное ранее. Даже сейчас, когда пишу про это, оглядываясь на тот день сквозь завесу времени, я дрожу. Я не могу спокойно говорить про Г. Мирандера, а если и пытаюсь, то спокойствие это — напускное. Кстати, Грегор и является тем третьим человеком в моём моральном альбоме, которого я вижу чётко. Даже в его имени и фамилии, как, вероятно, уже заметил внимательный читатель, слышится чёткость, твёрдость, ясность. Ирония Грегора всегда остра и убийственна. Мне кажется, что и чувства свои он построил на принципе чёткости. Заметь, читатель: Мартин никогда не говорил мне слова вроде «я влюблён в тебя». Он, скорее всего, боялся этих слов, боялся моей возможной реакции на эти слова, боялся, что соврёт… Мирандер же не боялся ничего, потому что был матёрым (да, только это слово и подходит) эгоистом. Впрочем, привязанность, симпатии он испытывал довольно часто (кажется, я упоминала про одну из его любовниц). Мирандер нравился многим, если не всем. Свой эгоизм он ловко прятал за умом и обаянием (даже когда он напивался, что случалось с ним довольно редко, он не терял притягательности, и я — ярое тому подтверждение).
Случалось ли вам, дорогой читатель, видеть на чистой белой бумаге выполненный яркой чёрной тушью чертёж? Если случалось, то, я думаю, вы поймёте моё сравнение. Весь облик Мирандера (как внутренний, так и внешний) — это контрастный, режущий ваш взгляд чертёж, не имеющий ни одной плавной закруглённой линии.
Для своих лет (ещё раз напомню — на тот момент Грегору был тридцать один год) он достиг многого. Он руководил одним из издательств в сети моего отца, вернее, не «каким-то», а самым крупным во всём регионе. Грегор не старался скрыть того, что он карьерист — все мы знали и знаем об этом. Просто никогда не упоминаем. Не думай, читатель, мы не боимся его — мы не хотим (и никогда не хотели) портить отношения с ним. Само упоминание двух слов «Грегор Мирандер» вызовет у любого преуспевающего жителя нашего города чувство гордости. Как-то раз я слышала разговор двух женщин (ехали в автобусе). Одна, насколько я поняла, рассказывала другой про какое-то заседание.
— Ты представляешь, — говорила она, — в середине заседания открывается дверь и заглядывает… кто бы, ты подумала! Грегор Мирандер! Абсолютно не смущаясь, спрашивает: «Лиора Энджис ведь здесь, не так ли?
Страница
6 из 23
6 из 23
