Добавить в моё избранное
82 мин, 54 сек 18362
»
— И что? — спросила вторая.
— А бедная Лиора поднимается и говорит: «Что Вы хотели, господин Мирандер?» Он смотрит на неё очень внимательно, — ну ты же знаешь, как он может смотреть! — улыбается слегка и говорит: «Завтра едете в командировку. Подробности у секретаря». Закрывает дверь. Ужас, да?
— Наверное, Лиора сейчас до сих пор летает…
— Точно. Кстати, я спрашивала у неё, видела ли она Мирандера после заседания. Говорила, что нет.
— Ну и всё равно… Я бы на её месте тоже летала…
Тогда мне не был понятен этот разговор. В тот период я была влюблена в Мартина (кажется, я уже описывала этот грустный период своей жизни). Я не уловила ни малейшей лжи в разговоре тех женщин. Вот что странно было для меня. Обычно я ездила в общественном транспорте довольно редко (только в крайних случаях) — чересчур уж много лгут люди друг другу, едучи в тесном автобусе или троллейбусе.
С течением времени я установила странную особенность — никто никогда не врал о Грегоре Мирандере. Ни слова лжи я не слышала в его адрес. Воистину, он и я были чем-то схожи. Скорее всего, ложью — я воспринимала ложь, Грегор отталкивал её от себя. Но, как я ни старалась отыскать в себе и в Грегоре что-то одинаковое, ничего не получалось, поскольку в Грегоре я видела почти всё только положительное, а в себе не видела ничего — модель человека, ничего более. Мартин не соглашался со мной.
— Какая же ты модель? Чуткая, добрая, проницательная… ну извини, я забыл!…
— Я ничем не обязана этой «проницательности», Мартин. Я бы многое отдала, чтобы от неё избавиться.
Такие разговоры часто повторялись. Мартин не мог смириться с моим синдромом, забыть про него и переключить внимание только на меня. Он говорил об этом снова и снова, и со временем меня стало это раздражать…
Я опять отвлеклась. Мысли мои блуждают и сталкиваются друг с другом. Нужно сосредоточиться… Мирандер… Грегор Мирандер…
После признания Мирандера я окончательно отключилась и повисла на его руках. Я помню только внезапную перемену его лица — из ироничной торжественности в болезненное беспокойство («Глория… Дорогая, что»…). Всё вокруг стремительно белеет в глазах, даже синеет, и — долгожданный провал в яркую тьму, наполненную переливающимися кругами и узорами. Тишина. Я не слышала, как меня все жалели, не видела, как меня несли в спальню; всё это я знаю из рассказа отца. Но обо всём по порядку.
Не знаю, было ли то забытьём или сном (не совсем-то и важно), но я пролежала в своей комнате всю ночь (и пропустила весь праздник), и пришла в себя только ближе к утру: судя по тишине в зале, все уже разъехались. Солнце без труда забралось в комнату, потому что шторы никто не закрыл. Я слезла с кровати, буквально на коленях подползла к открытому окну и задёрнула шторы так, что они чуть не свалились на меня. Потом я плюхнулась на кровать и уже по-настоящему заснула.
Не могу сказать, долго ли я спала. Когда же я проснулась, то прежде всего услышала чьи-то голоса в зале. Не открывая глаз, я постаралась разобраться, кто с кем говорил, но поняла, только, что один из собеседников — мой отец.
— Послушай, мы не виним тебя ни в чём. Тебе не следует так волноваться — Глория просто выпила лишнего. Она чувствительна к алкоголю, — говорил он.
— Но, вероятно, она сердится на меня. Ей ведь стало плохо, именно когда я был рядом… Керрен, я должен извиниться перед ней.
И тут мне всё стало ясно — говорил он, Мирандер! Он здесь! Он сейчас войдёт в комнату! Я мигом проснулась. Я чувствовала, что стою на пороге чего-то невероятного.
Дверь осторожно открылась, и сквозь пелену затуманенных глаз я увидела родителей и Грегора Мирандера, стоящего за ними.
— Глория, доброе утро. К тебе посетитель, — таинственно улыбнулась мать. — Ты позволишь ему выступить с докладом?
— Позволит, конечно. Удивительно благотворное влияние оказывает голос господина Мирандера утром, — сказал отец. — Советую послушать, Глор. Тем более ему есть что сказать, — и отец обменялся с Грегором взглядами.
Я пожала плечами.
— Не выходи сегодня никуда, отдохни от вчерашнего, — прибавил отец. — Мы с твоей мамой, как видишь, сейчас уходим. Не будем мешать вашим высокоинтеллектуальным разговорам… — и родители исчезли.
— Эй! Сегодня разве не выходной?… — слабо крикнула я, но никто не ответил. Звук закрываемой двери. Один щелчок, второй, третий. У меня не было сил, чтобы сесть в постели. Я боялась смотреть на Мирандера. Я словно попала в окружение.
Грегор медленно вошёл в комнату, придвинул к себе кресло и с сомнением глянул сначала на него, потом на меня.
— Сади… тесь, — сказала я. — Так мне будет удобнее… Вас слушать.
Грегор улыбнулся.
— Мы ведь давно знаем друг друга. Я думаю, нам будет удобнее обращаться на «ты». Вы согласны, Глория?
— И что? — спросила вторая.
— А бедная Лиора поднимается и говорит: «Что Вы хотели, господин Мирандер?» Он смотрит на неё очень внимательно, — ну ты же знаешь, как он может смотреть! — улыбается слегка и говорит: «Завтра едете в командировку. Подробности у секретаря». Закрывает дверь. Ужас, да?
— Наверное, Лиора сейчас до сих пор летает…
— Точно. Кстати, я спрашивала у неё, видела ли она Мирандера после заседания. Говорила, что нет.
— Ну и всё равно… Я бы на её месте тоже летала…
Тогда мне не был понятен этот разговор. В тот период я была влюблена в Мартина (кажется, я уже описывала этот грустный период своей жизни). Я не уловила ни малейшей лжи в разговоре тех женщин. Вот что странно было для меня. Обычно я ездила в общественном транспорте довольно редко (только в крайних случаях) — чересчур уж много лгут люди друг другу, едучи в тесном автобусе или троллейбусе.
С течением времени я установила странную особенность — никто никогда не врал о Грегоре Мирандере. Ни слова лжи я не слышала в его адрес. Воистину, он и я были чем-то схожи. Скорее всего, ложью — я воспринимала ложь, Грегор отталкивал её от себя. Но, как я ни старалась отыскать в себе и в Грегоре что-то одинаковое, ничего не получалось, поскольку в Грегоре я видела почти всё только положительное, а в себе не видела ничего — модель человека, ничего более. Мартин не соглашался со мной.
— Какая же ты модель? Чуткая, добрая, проницательная… ну извини, я забыл!…
— Я ничем не обязана этой «проницательности», Мартин. Я бы многое отдала, чтобы от неё избавиться.
Такие разговоры часто повторялись. Мартин не мог смириться с моим синдромом, забыть про него и переключить внимание только на меня. Он говорил об этом снова и снова, и со временем меня стало это раздражать…
Я опять отвлеклась. Мысли мои блуждают и сталкиваются друг с другом. Нужно сосредоточиться… Мирандер… Грегор Мирандер…
После признания Мирандера я окончательно отключилась и повисла на его руках. Я помню только внезапную перемену его лица — из ироничной торжественности в болезненное беспокойство («Глория… Дорогая, что»…). Всё вокруг стремительно белеет в глазах, даже синеет, и — долгожданный провал в яркую тьму, наполненную переливающимися кругами и узорами. Тишина. Я не слышала, как меня все жалели, не видела, как меня несли в спальню; всё это я знаю из рассказа отца. Но обо всём по порядку.
Не знаю, было ли то забытьём или сном (не совсем-то и важно), но я пролежала в своей комнате всю ночь (и пропустила весь праздник), и пришла в себя только ближе к утру: судя по тишине в зале, все уже разъехались. Солнце без труда забралось в комнату, потому что шторы никто не закрыл. Я слезла с кровати, буквально на коленях подползла к открытому окну и задёрнула шторы так, что они чуть не свалились на меня. Потом я плюхнулась на кровать и уже по-настоящему заснула.
Не могу сказать, долго ли я спала. Когда же я проснулась, то прежде всего услышала чьи-то голоса в зале. Не открывая глаз, я постаралась разобраться, кто с кем говорил, но поняла, только, что один из собеседников — мой отец.
— Послушай, мы не виним тебя ни в чём. Тебе не следует так волноваться — Глория просто выпила лишнего. Она чувствительна к алкоголю, — говорил он.
— Но, вероятно, она сердится на меня. Ей ведь стало плохо, именно когда я был рядом… Керрен, я должен извиниться перед ней.
И тут мне всё стало ясно — говорил он, Мирандер! Он здесь! Он сейчас войдёт в комнату! Я мигом проснулась. Я чувствовала, что стою на пороге чего-то невероятного.
Дверь осторожно открылась, и сквозь пелену затуманенных глаз я увидела родителей и Грегора Мирандера, стоящего за ними.
— Глория, доброе утро. К тебе посетитель, — таинственно улыбнулась мать. — Ты позволишь ему выступить с докладом?
— Позволит, конечно. Удивительно благотворное влияние оказывает голос господина Мирандера утром, — сказал отец. — Советую послушать, Глор. Тем более ему есть что сказать, — и отец обменялся с Грегором взглядами.
Я пожала плечами.
— Не выходи сегодня никуда, отдохни от вчерашнего, — прибавил отец. — Мы с твоей мамой, как видишь, сейчас уходим. Не будем мешать вашим высокоинтеллектуальным разговорам… — и родители исчезли.
— Эй! Сегодня разве не выходной?… — слабо крикнула я, но никто не ответил. Звук закрываемой двери. Один щелчок, второй, третий. У меня не было сил, чтобы сесть в постели. Я боялась смотреть на Мирандера. Я словно попала в окружение.
Грегор медленно вошёл в комнату, придвинул к себе кресло и с сомнением глянул сначала на него, потом на меня.
— Сади… тесь, — сказала я. — Так мне будет удобнее… Вас слушать.
Грегор улыбнулся.
— Мы ведь давно знаем друг друга. Я думаю, нам будет удобнее обращаться на «ты». Вы согласны, Глория?
Страница
7 из 23
7 из 23
