Добавить в моё избранное
82 мин, 22 сек 6351
— выдохнул капитан. — Ладно, вспомнишь ещё что-нибудь, найдёшь меня на мостике. — Капитан повысил голос и обратился к замершим зевакам. — Всё, расходимся, расходимся!
Люди неохотно подчинились, и палуба быстро опустела. Джеймс вернулся в каюту. Он никогда не чувствовал себя так мерзко, как сейчас. Гибель Грегори будто вывернула его наизнанку и выпотрошила, оставив лишь пустую телесную оболочку. Он не мог думать ни о чём другом, хотя всеми силами пытался прогнать мысли о несчастном случае. И дело не только в том, что Грег был его единственным другом. Что-то жуткое, отвратительное стояло за этой чудовищной смертью. Джим смутно ощущал присутствие какой-то силы, тёмной, злой. И с каждым часом он чувствовал её всё сильнее, и с каждым часом креп его страх. И Джим теперь начал догадываться, что именно эта неведомая сила была источником его страха.
В каюту постучали. На пороге появился Мартин. «Да на тебе лица нет! — воскликнул он. — Пойдём в бар, тебе срочно нужно развеяться! Сегодня я угощаю, хотя повод на это раз не самый весёлый, весёлый». Джим принял приглашение. Тем более что в каюте в полном одиночестве ему становилось всё больше не по себе. Они уселись за барной стойкой и подняли рюмки.
— Помянем Грегори… — предложил Джим.
Они выпили. Мартин покачал головой.
— Да уж, жуткая смерть, смерть. — Джим не нашёлся что сказать, а Мартин налил ещё и продолжил: — Но это был его выбор.
— Какой ещё выбор? — удивился Джим. — Мне кажется, что он слишком увлёкся алкоголем. К тому же, — он понизил голос и приблизился к Мартину, — его мучили какие-то видения. Он рассказывал мне о них незадолго до смерти.
— Говорят, вы болтали прямо перед тем, как Грег прыгнул за борт.
— Если это можно назвать разговором, — хмыкнул Джим. — Он нёс какую-то околесицу, сейчас, погоди… — Джим нахмурил лоб, вспоминая слова. — Помню только последние строчки:
Реши сейчас и навсегда:
Повар ты? Или еда?
Джеймс оторопело глянул на Мартина.
— Погоди-ка. Ты этот выбор имел в виду? Что за…
Мартин смутился, потёр нос.
— Нет, вовсе нет, — быстро проговорил он. — Я говорю, что у каждого из нас есть выбор: что делать с собственной жизнью. Это как пенни в кармане. Можно потратить его с пользой, а можно просто выкинуть. Выбор мы делаем сами. Грег потратил свой пенни зря, зря. В некотором смысле, он стал едой. То есть то, что потребили, но как в случае с алкоголем пользы от такого потребления никакой. Но он мог быть поваром — тем, кто управляет потреблением. Делает его приятным и полезным.
Джим выпил и поморщился.
— Я не силён в философии. Ты говоришь непонятно. Повар… Еда… Чушь собачья! Грег мёртв. Для кого он и стал едой, так это для рыб. — Джим зажмурился. — Чёрт подери, я до сих пор вижу плавающие куски мяса. И это ужасно…
Они налили ещё по одной. Потом заговорили о прошедшем урагане. Мартин утверждал, что проспал всю ночь, как убитый, поскольку до этого две смены помогал в машинном отделении кочегарам. Потом снова помянули Боцмана. Наконец, Джим решил, что с него хватит. Голова шла кругом, а вкус алкоголя уже вызывал тошноту.
Прежде чем снова вернуться в каюту, Джим прогулялся по палубе. Темнело, на «Феррисе» уже зажигались огни. Глухо стучали молотки — всё ещё ремонтировали гребные винты. К корме Джим решил не приближаться. Он остановился на баке и тяжело прислонился к релингу. Над океаном властвовал штиль. Небо до самого горизонта оставалось чистым. Но эта безмятежность показалась Джеймсу хуже самого сильного шторма — она давила, поглощала волю, забирала мысли. На «Феррисе» вдруг не осталось места, где Джеймс мог чувствовать себя уютно. Корабль стал для него отвратительным домом, домом со старыми, скрипящими половицами, наполненный запахом плесени и старья. Домом с тёмным подвалом, где жили полчища крыс. Домом, где по ночам на чердаке завывает ветер и трещат балки. И хочется поскорее удрать из этого места, но удрать невозможно! Влажный морской воздух пьянил Джеймса сильнее выпитого виски, ужасно хотелось спать.
Джеймс спустился на нижнюю палубу. Остановился возле двери каюты Грегори. Подумать, только! Еще два-три дня назад они сидели за столом, дулись в покер. Обсуждали войну в Европе и делились планами на будущее в Америке. И вдруг Грегори нет. Джеймс круто развернулся и поспешил к себе. Наверное, Мартин прав — таков был его выбор. Дикий, бессмысленный. Джеймс вошёл в каюту и растерянно глянул на открытую дверцу туалетного шкафчика. Кажется, он закрывал его? Джим машинально захлопнул дверцу и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать. Он чертовски устал. Джим начал погружаться в сон. Медленно, неспешно, словно он тонул в густом киселе. Сквозь дрёму Джиму казалось, будто сумерки в углах каюты сгустились, налились вдруг неестественной чернотой, превратившись в странные призрачные отростки. С удивлением Джим отметил про себя, прежде чем заснуть окончательно, что эти отростки тянутся к нему со всех сторон.
Люди неохотно подчинились, и палуба быстро опустела. Джеймс вернулся в каюту. Он никогда не чувствовал себя так мерзко, как сейчас. Гибель Грегори будто вывернула его наизнанку и выпотрошила, оставив лишь пустую телесную оболочку. Он не мог думать ни о чём другом, хотя всеми силами пытался прогнать мысли о несчастном случае. И дело не только в том, что Грег был его единственным другом. Что-то жуткое, отвратительное стояло за этой чудовищной смертью. Джим смутно ощущал присутствие какой-то силы, тёмной, злой. И с каждым часом он чувствовал её всё сильнее, и с каждым часом креп его страх. И Джим теперь начал догадываться, что именно эта неведомая сила была источником его страха.
В каюту постучали. На пороге появился Мартин. «Да на тебе лица нет! — воскликнул он. — Пойдём в бар, тебе срочно нужно развеяться! Сегодня я угощаю, хотя повод на это раз не самый весёлый, весёлый». Джим принял приглашение. Тем более что в каюте в полном одиночестве ему становилось всё больше не по себе. Они уселись за барной стойкой и подняли рюмки.
— Помянем Грегори… — предложил Джим.
Они выпили. Мартин покачал головой.
— Да уж, жуткая смерть, смерть. — Джим не нашёлся что сказать, а Мартин налил ещё и продолжил: — Но это был его выбор.
— Какой ещё выбор? — удивился Джим. — Мне кажется, что он слишком увлёкся алкоголем. К тому же, — он понизил голос и приблизился к Мартину, — его мучили какие-то видения. Он рассказывал мне о них незадолго до смерти.
— Говорят, вы болтали прямо перед тем, как Грег прыгнул за борт.
— Если это можно назвать разговором, — хмыкнул Джим. — Он нёс какую-то околесицу, сейчас, погоди… — Джим нахмурил лоб, вспоминая слова. — Помню только последние строчки:
Реши сейчас и навсегда:
Повар ты? Или еда?
Джеймс оторопело глянул на Мартина.
— Погоди-ка. Ты этот выбор имел в виду? Что за…
Мартин смутился, потёр нос.
— Нет, вовсе нет, — быстро проговорил он. — Я говорю, что у каждого из нас есть выбор: что делать с собственной жизнью. Это как пенни в кармане. Можно потратить его с пользой, а можно просто выкинуть. Выбор мы делаем сами. Грег потратил свой пенни зря, зря. В некотором смысле, он стал едой. То есть то, что потребили, но как в случае с алкоголем пользы от такого потребления никакой. Но он мог быть поваром — тем, кто управляет потреблением. Делает его приятным и полезным.
Джим выпил и поморщился.
— Я не силён в философии. Ты говоришь непонятно. Повар… Еда… Чушь собачья! Грег мёртв. Для кого он и стал едой, так это для рыб. — Джим зажмурился. — Чёрт подери, я до сих пор вижу плавающие куски мяса. И это ужасно…
Они налили ещё по одной. Потом заговорили о прошедшем урагане. Мартин утверждал, что проспал всю ночь, как убитый, поскольку до этого две смены помогал в машинном отделении кочегарам. Потом снова помянули Боцмана. Наконец, Джим решил, что с него хватит. Голова шла кругом, а вкус алкоголя уже вызывал тошноту.
Прежде чем снова вернуться в каюту, Джим прогулялся по палубе. Темнело, на «Феррисе» уже зажигались огни. Глухо стучали молотки — всё ещё ремонтировали гребные винты. К корме Джим решил не приближаться. Он остановился на баке и тяжело прислонился к релингу. Над океаном властвовал штиль. Небо до самого горизонта оставалось чистым. Но эта безмятежность показалась Джеймсу хуже самого сильного шторма — она давила, поглощала волю, забирала мысли. На «Феррисе» вдруг не осталось места, где Джеймс мог чувствовать себя уютно. Корабль стал для него отвратительным домом, домом со старыми, скрипящими половицами, наполненный запахом плесени и старья. Домом с тёмным подвалом, где жили полчища крыс. Домом, где по ночам на чердаке завывает ветер и трещат балки. И хочется поскорее удрать из этого места, но удрать невозможно! Влажный морской воздух пьянил Джеймса сильнее выпитого виски, ужасно хотелось спать.
Джеймс спустился на нижнюю палубу. Остановился возле двери каюты Грегори. Подумать, только! Еще два-три дня назад они сидели за столом, дулись в покер. Обсуждали войну в Европе и делились планами на будущее в Америке. И вдруг Грегори нет. Джеймс круто развернулся и поспешил к себе. Наверное, Мартин прав — таков был его выбор. Дикий, бессмысленный. Джеймс вошёл в каюту и растерянно глянул на открытую дверцу туалетного шкафчика. Кажется, он закрывал его? Джим машинально захлопнул дверцу и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать. Он чертовски устал. Джим начал погружаться в сон. Медленно, неспешно, словно он тонул в густом киселе. Сквозь дрёму Джиму казалось, будто сумерки в углах каюты сгустились, налились вдруг неестественной чернотой, превратившись в странные призрачные отростки. С удивлением Джим отметил про себя, прежде чем заснуть окончательно, что эти отростки тянутся к нему со всех сторон.
Страница
14 из 24
14 из 24
