Налара

— Тогда перестань упираться. Я хочу посмотреть, как ты танцуешь, прежде чем вести тебя к моим братьям, — он медленно отпустил её руку, — и не пытайся бежать. Смотри, что будет, если ты попробуешь.

Он вскинул руку — жест был почти таким же небрежным, как и те, которыми он отсылал Этейлу прочь — и по деревянному полу с ужасной стремительностью поподзла трещина. Когда она коснулась светлой стены, стены дрогнули и трещина устремилась вверх, к лунной сфере, стоявшей на живописном выступе. Сфера лопнула, брызги масла на несколько мгновений замерли в воздухе, как осколки голубого хрусталя — и осыпались на пол со стуком почти мелодичным. Полыхнуло синее пламя. Кам следила за этим в завороженном ужасе.

— Если попытаешься бежать, — сумрачно прогудел Алрайк, положив руки ей на плечи, — то же самое произойдёт с твоей милой пустой головкой.

Но Кам не волновали его угрозы.

— Зачем вы пытаетесь сжечь наш дом?… — следя за тем, как синий свет расползается по полу, она чувствовала, как чёрное подземное течение заполняется гневом, как гнев этот смывает её собственный страх.

— О, однажды мы сожжём все ваши дома, сестричка. Если ты хорошо училась, то знаешь, для чего родилась.

Она запрокинула голову, посмотрела на него изумлённо. Его лицо стало ещё темнее, на лбу вздулась вена, словно повторение трещины на полу, раны, нанесённой дому Исталь. Но он не стал объяснять.

— Я чувствую — кто-то в этом доме сейчас умирает от боли, — сообщил он доверительно, и толкнул её в спину, — не думаю, что ты можешь здесь остаться. Пойдём, у нас осталось мало времени.

К восточной терассе вёл узкий коридор, пропахший сырым деревом и мхом. Здесь всегда царила влажная темнота, но сейчас Кам слышала за спиной сквозь тяжёлое дыхание Алрайка сухой треск и запах огня, и видела впереди мерцание лунного света — терасса выходила в сад, и сквозь проём в конце корридора, когда-то заколоченный, можно было различить её размытое голубое сияние. Уже много лет этим путём ходила только Кам, доски, привыкшие к её невесомым шагам, жалобно скрипели под железными подошвами Алрайка. С каждым новым шагом Кам надеялась, что пол не выдержит его веса, что Алрайк провалится в пучину подземной чёрной воды, пенящейся от гнева.

Что же мне делать? Я не хочу танцевать для него, я должна попробовать убежать…

Но эти мысли были смутными, слабыми, просто слова, заглушаемые яростью.

Он хочет оскорбить мою Семью, издеваясь надо мной, хочет оскорбить Гро. Что я могу сделать? Если бы он не покинул эти места, я позвала бы его танцем.

Когда они вышли на террасу, свет луны показался ей чёрным, как отчаянье.

— Да, я чувствую, — протянул Алрайк, — здесь она танцевала.

Кам вздрогнула, обернулась к нему. Алрайк улыбался, закрыв глаза, ноздри его раздувались, лицо его было перекошено уродливым подобием страсти. Кам осторожно отступила от него, окунувшись в полосу лунного света.

— Эй, ты забыла? — не открывая глаз, рыкнул Алрайк — его улыбка подёргивалась от гнева, он поднял руку, предупреждая, — Он хочет, чтобы ты танцевала. Ну?

Кам отбросила тяжёлые туфли и приготовилась было бежать со всех ног, наплевав на его предупреждения — слышал ли этот человек Ригэро, или нет, у него была его сила. Но стоило ей коснуться пятками пола, ярость вновь обожгла её, как раскалённая игла. Она слышала шум подземной воды, всё более близкий, заглушающий ужас, шум, смешанный с остывающим лунным светом и тёплым дыханием ночи. Она вспомнила, как танцевала вчера на закате, как кружилась в воде, не в силах остановиться, и видела — вокруг смыкаются серые тени, жаждут коснуться её, и есть лишь один способ прогнать их, не дать им себя коснуться. Она закрыла глаза, раскинула руки и отвернулась от Алрайка навстречу ночи. Сначала двигаться было тяжело, словно щиколотки опутала паутина, но чёрная вода звала её, и брызги её разрывали в клочья эту паутину и серые тени, пытавшиеся опутать её, задушить, оставить навсегда неподвижной. Не открывая глаз, она чувствовала, как кружится над террасой небо, как пронзителен осыпающий её звёздный свет, этот свет пронизывал её, сквозь её танец достигал самого дна подземных течений, и…

— Тиннатарэ! — голос Алрайка был почти неслышим за стуком сердца, — стой, прекрати!

Но она не думала останавливаться, этот голос подбросил её над землёй, она метнулась в сад, но не чтобы бежать от него, а чтобы земля и небо коснулись её, чтобы утонуть в танце.

— Остановись, дура! — что-то с треском обрушилось рядом, и он настиг её и ударил, но не смог сбить с ног и заставить очнуться — для этого ему пришлось дважды ударить её по лицу. Она почувствовала, что по подбородку течёт кровь, но боли не ощутила. Алрайк исступлённо ругался на своём языке, и пятился к дому.

— Ты сам попросил. — собственный голос был непривычно глубоким, глубоким как пропасть неба, и ей захотелось сорваться, и падать вечно.