Налара

Оттен заметил, что губа у неё разбита, и острое чувство вины на миг отбросило все остальные.

— Нет, конечно же нет, — он отступил на шаг, вскинул руки, демонстрируя ей открытые ладони — «я хочу быть с тобой честен», — но мы не можем ехать прямо сейчас, — слова и мысли путались у него в голове. Ему не хотелось видеть след удара на её лице и не хотелось отводить глаз, и потому взгляд его путался в замысловатом узоре её платья. Это платье делало её похожей на цветок в колючих ветвях, — ночью ехать опасно… и я хотел узнать, что с тобой произошло…

— Ну ничего себе, это же я! — Кам оттолкнула его, устремившись вглубь тёмной комнаты, — ты нарисовал меня, и всё равно не хочешь помочь! Мы так не договаривались.

Оттен понял, что не успел спрятать картину, которую рисовал сегодня весь день. Сейчас она казалась неразличимой и блёклой мешаниной линий. Оттен не мог придумать себе оправдания, и, что хуже всего, он не мог отвести взгляда от её острых лопаток. Чем дольше он смотрел на неё, тем более ужасные и странные вещи представлял себе, и не мог заставить себя подумать о чём-то другом.

— Прости, — это прозвучало слишком слабо. Он осторожно шагнул к ней. Чёрный колючий крючок впивался в её кожу между лопатками, и он не знал, чего хочет больше — отломать его или надавить сильнее, чтобы пошла кровь, чтобы её кожа не была такой белой, — прости, я думал что никогда тебя больше не увижу, что ты не придёшь.

Лучше бы ты не приходила, ты заставляешь меня желать ужасных вещей.

— Я думаю, — не оборачиваясь, сказала Кам, — раз ты нарисовал эту картину без моего разрешения, она принадлежит мне.

— Конечно, — Оттен подошёл ещё ближе, но она выскользнула из под его рук прежде, чем он успел к ней прикоснуться, — иди сюда.

Собственный голос показался ему сиплым и страшным, но в её взгляде было только изумление. Оттен протянул руку и коснулся следа на её губах.

— Кто это сделал?— он провёл ладонью по её щеке, снова чувствуя, словно оставляет на её коже следы сочных и едких цветов, — Кто тебя обидел?

Она отбросила его руку:

— Так мы тоже не договаривались.

— Я просто беспокоюсь за тебя. Разве это плохо?

— Да.

— А я думал, ты хочешь уехать со мной. — произнося эти слова, Оттен почувствовал, будто его душа треснула, как земля у Границы, и из неё, как из той Трещины, выползло что-то тёмное и ужасное, затопляющее всё.

— О. — выдохнула она, широко распахнув глаза. Теперь ему удалось её напугать. Наваждение отступило, вновь приблизился городской шум и запах ночи.

— Прости. — проклиная себя, промямлил он. Тишина, разделявшая их, была бесконечна и непреодолима.

—

Всё в порядке. Я хочу уехать, — медленно произнесла она наконец. Её голос звучал теперь как будто со дна этой тишины, более низкий, более взрослый, — но я хочу увидеть Налару. Давай спустимся к ней, а утром уедем.

Город шумел, словно вновь наступила весна, но шум этот был искажён ужасом. Дом Исталь и её сад полыхали, снопы огня, голодные, красные и синие, взвивались в воздух, пытаясь добраться до соседних домов, и запах дыма чувствовался уже и рядом с гостиницей.

Чтобы никто не заметил их, Кам вела художника к реке через самые тёмные закоулки города, путанные, как старые нитки. Только подземное течение, за которым она спешила, вибрацию и ярость которого чувствовала пальцами ног сквозь гладкий камень мостовой, помогало ей не сбиться с пути. Она бежала так быстро, что надеялась, что настигавшее её дыхание Оттена, тяжёлое и свистящее, исчезнет после следующего поворота; что он устанет и вернётся домой. Но Оттен не отставал, и сейчас, между слишком близких и пыльных стен переулка, в котором полоса небесного света не достигала земли, ей начинало казаться, что они не идут к реке вместе, а что он её преследует, и не даст добраться до Налары, если сможет догнать.

— Что там горит? — его запыхавшийся голос прозвучал растерянно, и Кам почувствовала себя немного уверенней. Она немного сбавила шаг и почувствовала, что дрожь в коленях, не оставлявшая её всю ночь, осыпала изморосью всю кожу.

— Мой дом.

— Ужасно! — воскликнул он с искренним беспокойством, но Кам больше не верила ему, — Может, лучше вернуться и помочь?

— Нет, — она остановилась, обернулась, — Мы уже не успеем. И… мы же хотим успеть к Наларе до того, как наступит утро.

Оттен посмотрел на неё растерянно, вид у него был как у пьяного канатоходца. Он даже пошатывался. Несколько мгновений он размышлял, и Кам стала было надеяться, что он не такой уж плохой человек, но затем его взгляд снова сполз вниз, к её опутанной железными колючками груди, и он послушно кивнул:

— Да, мы хотим.

Кам ободряюще улыбнулась.

Чтоб ты сдох.

— Тогда надо спешить. — она вновь помчалась вперёд, быстрее, чем прежде.