Добавить в моё избранное
77 мин, 52 сек 15126
Пуля взвизгнула в траве где-то совсем рядом с ним. Те обнаружили его, и они неплохо умеют стрелять. Все пропало…
С трудом перевесившись через тело коня, он погнал того, что было мочи, прочь от этого места…
— Вы думаете это… он? — тихо спросил доктор, поднимая брошенное второпях ружье и осматривая пятна крови на примятой траве. Они были на том самом месте, где еще пару минут назад лежал Гарт.
— Вы же знаете мой метод, — невесело улыбнулся Высокий, — Кому еще понадобилось стрелять бы в нас в этой глуши? К тому же, выстрел был произведен со стороны деревни, учли и ветер, и расстояние… нас ожидали в засаде, а не догоняли. Преступника кто-то предупредил о нас. Кстати, он немало весит, но при этом довольно подвижен, видите, след, как он пополз к лошади, что стояла привязанная под этим деревом и ждала… он ранен, но по-прежнему весьма опасен. Мы на верном пути! Поспешим же.
С этими словами он снова запрыгнул на двуколку, и двое джентльменов продолжили свой путь. Доктор был бледен и, то и дело, озирался по сторонам, держа заряженную двустволку наготове. Второй внешне оставался спокоен, только щеки его чуть порозовели. Проведя у носа ароматной трубкой (на самом деле — наполненной ужасной дрянью из худших китайских трущоб, как заметил бы его попутчик), он с удовольствием задымил ею, как ни в чем не бывало.
Иногда время начинает спешить, идти слишком быстро, и ты его просто не замечаешь. Так было, когда он убегал из тюрьмы в компании остальных «ашфордских дьяволов», теперь это повторялось снова. Но в этот раз все было как-то по-другому. Тогда ему было абсолютно все равно, выживет или нет, он ощущал лишь упоенное чувство дикой гончей, вырвавшейся на свободу. Он убивал на своем пути и был готов умереть сам, впившись напоследок зубами в чье-то окровавленное горло.
Сейчас он чувствовал просто усталость и равнодушие. Как будто бы все это происходило не с ним, с кем-то другим. И легкий оттенок разочарования — копы перехитрили его. Они оказались сильнее, чем он полагал. А, может быть, это он сам просто утратил чутье? Засиделся здесь в глубинке. Разленился, размягчел, утратил сноровку. Но просто так он им все равно не дастся…
Он сам не помнил, как доскакал до дома Каннингемов и сколько там пробыл. Осознал себя уже внизу, с фамильной шкатулкой с драгоценностями. Она небольшая по размеру, он сможет унести ее и затем купить себе свободу, если спрячет. Крышку он уже успел заляпать рыжими пятнами, правая рука обильно кровоточила из припухшей раны. Но нельзя терять времени. Еще немного, и…
— Дядя Клайв! — раздался звонкий голос. Он обернулся. Томми смотрел на него с лестницы чернявыми ошеломленными глазами. Левая рука сама дернулась к револьверу (который он также позаимствовал, как и побрякушки), но он заставил себя опустить ее.
— Так надо! — сказал он Томми и неожиданно подмигнул ему. Правда, вышло это некрасиво, кривовато, почти пугающе, но Томми все же не испугался. Он просто стоял и смотрел на окровавленного, растрепанного, сумасшедшего «дядю Клайва», держащего в руках шкатулку их семьи. Все их сбережения. Смотрел… но почему-то не кричал и не звал на помощь.
В дверях Гарт еще раз обернулся. Томми все так же неотрывно смотрел ему вслед. Ему показалось, он уловил искру понимания в темных глазах мальчика.
— Передай всем… пусть не держат зла, — сказал Гарт. Слова давались ему с трудом, но он выдавливал их из себя, — Так получилось. Жизнь такая…
И хлопнул дверью.
Ему повезло, никого не было дома и во дворе, никто больше не остановил, не задержал его. Не хотелось ему убивать никого с Каннингемов.
Вот и все.
Почему-то ком в горле не уходил, хотя он больше ничего не говорил. Перед глазами неотступно мелькал образ Полины, его женщины, которую он бросал здесь, не мог взять с собой. Не было куда брать. И доверчивый рыжеволосый Чез, его милая дурнушка Мари. Томми. Жерар. Их больше не будет. Жалкие дураки, но… почему-то он понимал, что ему будет не хватать их общества. Даже чудаковатого дяди Пьера и тетушки Лютеции. Занудливые ничтожества, букашки. И все же, среди них он не был совсем чужим, не был гостем.
Он был как бы у себя дома. Как бы…
И вот, его насильно изгоняют из этого мира, к которому он почти привык. Он заскрипел зубами.
«Ты убил настоящего «дядю Клайва», — напомнил ему голос разума, — Задушил, как мерзкого бешеного пса, и сбросил с поезда. Это рано или поздно вскрылось бы. Ты бы не смог так жить». Так… спокойно, богато, беззаботно… «Черт возьми, Гарт, это почти был твой гребаный рай», — проборомотал он сам себе под нос, пока ноги все дальше уносили его в лес, в болотистую, влажную местность. Он вытер щеку. Что это было, какая-то жидкость? Слезы? Нет, просто кровь.
Эта кровь, его собственная, напомнила ему, кто он есть. Он весь был перемазан кровью, словно чумазый мальчуган, искупавшийся в вишневой ванной.
С трудом перевесившись через тело коня, он погнал того, что было мочи, прочь от этого места…
— Вы думаете это… он? — тихо спросил доктор, поднимая брошенное второпях ружье и осматривая пятна крови на примятой траве. Они были на том самом месте, где еще пару минут назад лежал Гарт.
— Вы же знаете мой метод, — невесело улыбнулся Высокий, — Кому еще понадобилось стрелять бы в нас в этой глуши? К тому же, выстрел был произведен со стороны деревни, учли и ветер, и расстояние… нас ожидали в засаде, а не догоняли. Преступника кто-то предупредил о нас. Кстати, он немало весит, но при этом довольно подвижен, видите, след, как он пополз к лошади, что стояла привязанная под этим деревом и ждала… он ранен, но по-прежнему весьма опасен. Мы на верном пути! Поспешим же.
С этими словами он снова запрыгнул на двуколку, и двое джентльменов продолжили свой путь. Доктор был бледен и, то и дело, озирался по сторонам, держа заряженную двустволку наготове. Второй внешне оставался спокоен, только щеки его чуть порозовели. Проведя у носа ароматной трубкой (на самом деле — наполненной ужасной дрянью из худших китайских трущоб, как заметил бы его попутчик), он с удовольствием задымил ею, как ни в чем не бывало.
Иногда время начинает спешить, идти слишком быстро, и ты его просто не замечаешь. Так было, когда он убегал из тюрьмы в компании остальных «ашфордских дьяволов», теперь это повторялось снова. Но в этот раз все было как-то по-другому. Тогда ему было абсолютно все равно, выживет или нет, он ощущал лишь упоенное чувство дикой гончей, вырвавшейся на свободу. Он убивал на своем пути и был готов умереть сам, впившись напоследок зубами в чье-то окровавленное горло.
Сейчас он чувствовал просто усталость и равнодушие. Как будто бы все это происходило не с ним, с кем-то другим. И легкий оттенок разочарования — копы перехитрили его. Они оказались сильнее, чем он полагал. А, может быть, это он сам просто утратил чутье? Засиделся здесь в глубинке. Разленился, размягчел, утратил сноровку. Но просто так он им все равно не дастся…
Он сам не помнил, как доскакал до дома Каннингемов и сколько там пробыл. Осознал себя уже внизу, с фамильной шкатулкой с драгоценностями. Она небольшая по размеру, он сможет унести ее и затем купить себе свободу, если спрячет. Крышку он уже успел заляпать рыжими пятнами, правая рука обильно кровоточила из припухшей раны. Но нельзя терять времени. Еще немного, и…
— Дядя Клайв! — раздался звонкий голос. Он обернулся. Томми смотрел на него с лестницы чернявыми ошеломленными глазами. Левая рука сама дернулась к револьверу (который он также позаимствовал, как и побрякушки), но он заставил себя опустить ее.
— Так надо! — сказал он Томми и неожиданно подмигнул ему. Правда, вышло это некрасиво, кривовато, почти пугающе, но Томми все же не испугался. Он просто стоял и смотрел на окровавленного, растрепанного, сумасшедшего «дядю Клайва», держащего в руках шкатулку их семьи. Все их сбережения. Смотрел… но почему-то не кричал и не звал на помощь.
В дверях Гарт еще раз обернулся. Томми все так же неотрывно смотрел ему вслед. Ему показалось, он уловил искру понимания в темных глазах мальчика.
— Передай всем… пусть не держат зла, — сказал Гарт. Слова давались ему с трудом, но он выдавливал их из себя, — Так получилось. Жизнь такая…
И хлопнул дверью.
Ему повезло, никого не было дома и во дворе, никто больше не остановил, не задержал его. Не хотелось ему убивать никого с Каннингемов.
Вот и все.
Почему-то ком в горле не уходил, хотя он больше ничего не говорил. Перед глазами неотступно мелькал образ Полины, его женщины, которую он бросал здесь, не мог взять с собой. Не было куда брать. И доверчивый рыжеволосый Чез, его милая дурнушка Мари. Томми. Жерар. Их больше не будет. Жалкие дураки, но… почему-то он понимал, что ему будет не хватать их общества. Даже чудаковатого дяди Пьера и тетушки Лютеции. Занудливые ничтожества, букашки. И все же, среди них он не был совсем чужим, не был гостем.
Он был как бы у себя дома. Как бы…
И вот, его насильно изгоняют из этого мира, к которому он почти привык. Он заскрипел зубами.
«Ты убил настоящего «дядю Клайва», — напомнил ему голос разума, — Задушил, как мерзкого бешеного пса, и сбросил с поезда. Это рано или поздно вскрылось бы. Ты бы не смог так жить». Так… спокойно, богато, беззаботно… «Черт возьми, Гарт, это почти был твой гребаный рай», — проборомотал он сам себе под нос, пока ноги все дальше уносили его в лес, в болотистую, влажную местность. Он вытер щеку. Что это было, какая-то жидкость? Слезы? Нет, просто кровь.
Эта кровь, его собственная, напомнила ему, кто он есть. Он весь был перемазан кровью, словно чумазый мальчуган, искупавшийся в вишневой ванной.
Страница
20 из 22
20 из 22
