Удивительное путешествие Клайва К.

Тот самый, на котором я, дорогая моя, сейчас и еду. Ты знаешь, к своему удивлению обнаружил, что за последние годы я, оказывается, совершенно успел позабыть, что такое грязь и дурные запахи; а на этом поезде того и другого вдосталь. Но это я говорю вовсе не к тому, чтобы ты подумала, что я жалуюсь, вовсе нет. Путешествие, на самом деле, довольно приятное, каждый день узнаешь что-то новое о Франции и ее обитателях. Мне это, безусловно, пригодится, когда я буду налаживать тут связи. Ведь ты знаешь, дорогая, что у нас большие планы.

… Кстати, чуть не забыл, дорогая: краем уха слышал, что на этом поезде даже кого-то убили! Представляешь? Какая жуть! Впрочем, не исключено, что это только досужие сплетни, ты же знаешь, дорогая, как людей привлекают всякие гнусности.

… Ну а я, в общем-то, провожу время в основном в приятном одиночестве. (клякса) Думаю о том, как-то меня встретят там, в Мулене. Будут ли мне рады? Я ведь для них почти чужой. Часто вспоминаю тебя, Пита и Джуди, мою маленькую дорогую семейку. Как-то Вы без меня? Починил ли Пит свой велосипед? Он был так озабочен им, когда я уезжал. Если что, купишь ему новый — у парня должен быть свой «боевой конь», о котором бы он мог заботиться. Джуди все еще скандалит по поводу яичницы или уже нет? Ну-ну. Приструни ее за меня, скажи, что я ей сказал — надо есть все, что посылает Господь. А то не вырастет, и будет как Девочка-с-Пальчик, моя маленькая принцесса. Пока дойдет это письмо пройдет, вероятно, не менее двух недель. Я напишу снова уже из Мулена, как только представится такая возможность (надеюсь, там же есть перо и чернильца? о, боже, куда я еду… Я буду молиться за Вас. Скоро мы увидимся, помните об этом. За окнами непогода, поезд сильно трусит, буквы разбегаются. (клякса) Поцелуй от меня детей. Я люблю тебя, дорогая. Впрочем, ты и сама это превосходно знаешь.

P.S. Если зайдет Кейт Лозински, передай ему, что я сказал, чтобы он продавал акции «Бронкса», те непременно упадут. Если вдруг возникнут какие-то проблемы (что вряд ли) — пусть ничего не предпринимают сами, ждут моих указаний. Еще не хватало, чтобы эти «работнички» напортачили без меня! Еще раз целую, до скорого.

Твой Клайв К.

Наклонив голову чуть вперед, словно бык перед корридой, Гарт неторопливо рассматривал себя в зеркало. Его радовало то, что он видел. Потому что теперь на нем был новый темно-коричневый костюм и жилетка (пришлись как раз впору). Теперь он был гладко выбрит и носил элегантное пенсне, которое, впрочем, немало раздражало его. Но так он выглядел солиднее. Об этом стоило заботиться, ведь, самое главное, он больше не был Гартом Сименсом, беглым каторжником с весьма темным прошлым, человеком вне закона. Нет, отныне его звали Клайв Каннингем. Так было записано в его проездных документах, и он заучил каждую букву, что была там.

Мистер Каннингем, богатый американец, направляющийся на отдых к своим дальним родственникам в Мулене. Черт его знает, что это за уездная дыра. Похоже, что и настоящий Клайв этого не знал. Он внимательно изучил все бумаги, принадлежащие Клайву, а, значит, ему — паспорт, таможенные документы, это письмо. Еще чековую книжку — самый главный документ. Отныне он был богат. Ровно до той поры, пока не обнаружится обман — а, следовательно, он не должен был раскрыться никогда. Почему нет? Богач-самодур уехал за океан и пропал, сбежал от жены — что здесь такого? Кто будет его искать так далеко от «родины»?

Он осмотрел и другие вещи — маленькие сувенирчики в боковом отделении чемодана, от плюшевого лупоглазого медведя до узенькой коробки конфет, от которой приятно пахло. Как и от бритвенных принадлежностей, которыми он счел возможным воспользоваться, приведя свое лицо в состояние, максимально приближенному к фотокартке в паспорте, только без бороды. О, они стали очень похожи — как два брата-близнеца! Хотя никогда, разумеется, не являлись ими. Гарт не был дураком и растяпой, отнюдь нет, еще до того, как в его жизни наступила черная полоса, и он начал убивать… да, в те далекие времена, он работал приказчиком в небольшой скобяной лавке и прекрасно знал цену документам. Он был исполнительным и прилежным работником, до того самого момента, пока не оступился и не упал на самое дно…

Но теперь, теперь у него снова был шанс подняться. Во Франции не было никого, кто мог бы распознать «лже-Клайва». И он лелеял надежду, что таковой человек никогда и не появится. А, значит…

Он снова взглянул на себя в зеркало. Напустил на себя вид деловой и решительный, как в старые времена. Выглядит слегка диковато, но… Он ведь и едет в «дикий» Мулен, разве не так? Еще он неуверенно чувствовал себя в этом костюме, но это мелочи, обвыкнется. Глядя на себя, он вспоминал, как двигался «тот» Клайв, бесследно канувший за окно состава, старался медленно воспроизвести его жесты, хотя бы приблизительно. Довольная улыбка искривила его губы.

Голова больше не болела, и запах «дурного сыра» тоже на время ушел, выветрился из его сознания.