Добавить в моё избранное
82 мин, 18 сек 20143
Через час электричка, а нам еще надо добраться до вокзала, — Папа, как и тогда, в самолете, трясет меня за плечо, и я просыпаюсь. Я открываю глаза и поражаюсь способности видеть. За время ночи мои глаза полностью отвыкли от света, и теперь, чтобы свет не резал их, должно пройти какое-то время…
Где-то через час мы уже в пути. Машина такси везет нас в то село, в ту самую усадьбу, где жил мой прапрадед. Но яркую, сияющую утреннюю солнечную погоду быстро сменяют тучи. Становится темновато, словно уже начинает садиться солнце.
— Слышь, мужик, — Обращается к папе таксист, — И где это твое село? Вот куда нам сейчас ехать — направо или налево?
— Не знаю, — Мнется папа, — Наверное, направо.
Таксист послушно сворачивает направо, и машину начинает трясти по сельским, неровным и залатанным дорогам. Таксист везет нас уже долго, почти три часа, и я достаю из сумки и включаю плеер. Музыка приятно успокаивает и сглаживает волнение перед тем, что мне предстоит увидеть. Между тем, уставший папа разбалтывается с водителем.
— Так вы на усадьбу Подбельского глядеть едете! — Восклицает водитель, — Знаю такую. Я сам неподалеку раньше жил. Мой дед лично был знаком с Подбельским.
— Я правнук Андрея Подбельского.
— Ого, и чей же из его дочерей вы внук?
— Моя мать — дочь Нины Андреевны Подбельской. Она вышла замуж за немца и родила меня. Моя фамилия Кнауберг. Дмитрий Кнауберг. А это моя дочь Лиза.
Я, сквозь музыку, орущую через наушники, слышала обрывки их разговора. Михаил Юрьев, Михаил Юрьев — что-то знакомое. Имя вертелось у меня в голове, но вспомнить, откуда оно мне знакомо, я не никак могла. Тем временем, таксист развернул машину и повез нас совсем в другую сторону. Дорога, по-моему, стала еще хуже — машину трясло нещадно, моя сумка, оставшаяся в салоне, подпрыгивала, а моя голова чуть не билась об крышу.
Небо беспросветно затянуло тучами и стало довольно темно. Где-то вдалеке мелькнула молния.
По обеим сторонам дороги бесконечно тянулись дома — кирпичные и деревянные. Дома попадались такие перекошенные и ободранные, что казалось, что они заброшенные. Однако во дворах и таких домов копошились старики и старушки. Потом все дома заканчиваются. Заканчивается и асфальтная дорога. И водитель продолжает путь по земле, поднимая во все стороны пыль. Тряска прекращается, но пыль залепляет все окна, и я перестаю что-либо видеть по сторонам и впереди.
— Место-то это проклятым тоже считается, — Сказал папе водитель, — Всего за несколько километров до него Ивановка, я там живу. Там много народа живет. А туда, где усадьба и никто ехать не хочет. Люди говорят, что там странные вещи случаются, призраки всякие, вещи, говорят, летают. Даже усадьба, знаете, почему заброшенная стоит? В советские времена, бабуля моя рассказывала, приехали туда богатенькие какие-то жить. Муж и жена с сыном, мальчику тогда лет десять было. А бабуля моя в доме по соседству жила. И вот ночью вбегает в ее дом женщина, которая в усадьбу-то жить приехала и кричит: «Баба Нюра, меня только что убить пытались! Женщина в длинном платье!» Бабушка сразу поняла, что это докторша была. Только вот чем мертвой несчастная баба помешала, непонятно, — Таксист пожал плечами, — Но семья на следующий же день уехала, и все. Боятся люди тут селиться. А Ивановка большое село — у нас и церковь большую недавно отреставрировали, красивая теперь, и продуктовый большой есть. В Ивановке почти у каждого старика мобильник есть. Вот так вот.
— Лиза, ты там не уснула? — Оборачивается ко мне папа. Он как будто и не слушал речей водителя, — Мы уже почти приехали.
Ну как же можно спать, когда вот-вот увидишь то, ради чего ехал сюда далекие километры? Я пыталась разглядеть хоть что-нибудь во окне, но мешала пыль. Перед завершением нашей поездки, уже у села, начал накрапывать дождик, который становился все сильнее и сильнее.
— Ну, все, приехали, — Кивнул папе водитель, — Подвез вас прямо к самой усадьбе!
Пока папа расплачивался с таксистом, я открыла дверь и выбралась из машины. Под дождь. Но как, же хорошо стало моим затекшим после дальней поездки рукам и ногам.
Я стояла перед двухэтажным домом. На первый взгляд, по сравнению с теми разваленными домиками в деревнях, он выглядел даже жилым. Однако я поняла, подойдя поближе, что это не так. Правда, сохранилась усадьба неплохо. Из рам были выбиты почти все стекла, однако на рамах краска облупилась несильно. Дверь покосилась и висела на несмазанных петлях. Внутри, правда, вряд ли что-то осталось… И сейчас, стоя перед этим, некогда довольно величественным зданием, я поняла, что должна, просто обязана узнать о нем все. Как тогда, с флейтой.
Мы с папой преодолели заросший зеленью — ивами и какими-то другими деревьями сад, и взошли по даже не скрипящим ступеням на террасу. Папа стал открывать дверь, и тут мне стало страшно.
Где-то через час мы уже в пути. Машина такси везет нас в то село, в ту самую усадьбу, где жил мой прапрадед. Но яркую, сияющую утреннюю солнечную погоду быстро сменяют тучи. Становится темновато, словно уже начинает садиться солнце.
— Слышь, мужик, — Обращается к папе таксист, — И где это твое село? Вот куда нам сейчас ехать — направо или налево?
— Не знаю, — Мнется папа, — Наверное, направо.
Таксист послушно сворачивает направо, и машину начинает трясти по сельским, неровным и залатанным дорогам. Таксист везет нас уже долго, почти три часа, и я достаю из сумки и включаю плеер. Музыка приятно успокаивает и сглаживает волнение перед тем, что мне предстоит увидеть. Между тем, уставший папа разбалтывается с водителем.
— Так вы на усадьбу Подбельского глядеть едете! — Восклицает водитель, — Знаю такую. Я сам неподалеку раньше жил. Мой дед лично был знаком с Подбельским.
— Я правнук Андрея Подбельского.
— Ого, и чей же из его дочерей вы внук?
— Моя мать — дочь Нины Андреевны Подбельской. Она вышла замуж за немца и родила меня. Моя фамилия Кнауберг. Дмитрий Кнауберг. А это моя дочь Лиза.
Я, сквозь музыку, орущую через наушники, слышала обрывки их разговора. Михаил Юрьев, Михаил Юрьев — что-то знакомое. Имя вертелось у меня в голове, но вспомнить, откуда оно мне знакомо, я не никак могла. Тем временем, таксист развернул машину и повез нас совсем в другую сторону. Дорога, по-моему, стала еще хуже — машину трясло нещадно, моя сумка, оставшаяся в салоне, подпрыгивала, а моя голова чуть не билась об крышу.
Небо беспросветно затянуло тучами и стало довольно темно. Где-то вдалеке мелькнула молния.
По обеим сторонам дороги бесконечно тянулись дома — кирпичные и деревянные. Дома попадались такие перекошенные и ободранные, что казалось, что они заброшенные. Однако во дворах и таких домов копошились старики и старушки. Потом все дома заканчиваются. Заканчивается и асфальтная дорога. И водитель продолжает путь по земле, поднимая во все стороны пыль. Тряска прекращается, но пыль залепляет все окна, и я перестаю что-либо видеть по сторонам и впереди.
— Место-то это проклятым тоже считается, — Сказал папе водитель, — Всего за несколько километров до него Ивановка, я там живу. Там много народа живет. А туда, где усадьба и никто ехать не хочет. Люди говорят, что там странные вещи случаются, призраки всякие, вещи, говорят, летают. Даже усадьба, знаете, почему заброшенная стоит? В советские времена, бабуля моя рассказывала, приехали туда богатенькие какие-то жить. Муж и жена с сыном, мальчику тогда лет десять было. А бабуля моя в доме по соседству жила. И вот ночью вбегает в ее дом женщина, которая в усадьбу-то жить приехала и кричит: «Баба Нюра, меня только что убить пытались! Женщина в длинном платье!» Бабушка сразу поняла, что это докторша была. Только вот чем мертвой несчастная баба помешала, непонятно, — Таксист пожал плечами, — Но семья на следующий же день уехала, и все. Боятся люди тут селиться. А Ивановка большое село — у нас и церковь большую недавно отреставрировали, красивая теперь, и продуктовый большой есть. В Ивановке почти у каждого старика мобильник есть. Вот так вот.
— Лиза, ты там не уснула? — Оборачивается ко мне папа. Он как будто и не слушал речей водителя, — Мы уже почти приехали.
Ну как же можно спать, когда вот-вот увидишь то, ради чего ехал сюда далекие километры? Я пыталась разглядеть хоть что-нибудь во окне, но мешала пыль. Перед завершением нашей поездки, уже у села, начал накрапывать дождик, который становился все сильнее и сильнее.
— Ну, все, приехали, — Кивнул папе водитель, — Подвез вас прямо к самой усадьбе!
Пока папа расплачивался с таксистом, я открыла дверь и выбралась из машины. Под дождь. Но как, же хорошо стало моим затекшим после дальней поездки рукам и ногам.
Я стояла перед двухэтажным домом. На первый взгляд, по сравнению с теми разваленными домиками в деревнях, он выглядел даже жилым. Однако я поняла, подойдя поближе, что это не так. Правда, сохранилась усадьба неплохо. Из рам были выбиты почти все стекла, однако на рамах краска облупилась несильно. Дверь покосилась и висела на несмазанных петлях. Внутри, правда, вряд ли что-то осталось… И сейчас, стоя перед этим, некогда довольно величественным зданием, я поняла, что должна, просто обязана узнать о нем все. Как тогда, с флейтой.
Мы с папой преодолели заросший зеленью — ивами и какими-то другими деревьями сад, и взошли по даже не скрипящим ступеням на террасу. Папа стал открывать дверь, и тут мне стало страшно.
Страница
4 из 22
4 из 22
