Добавить в моё избранное
69 мин, 9 сек 7601
— Ну еб же ж вашу мень…
На мгновение Кичайкин натурально остолбенел. Между деревянных скамеек кузова «шишиги» покоилось нечто, отдаленно напоминающее стальной гроб. Крышка «гроба» была привинчена здоровенными болтами. Сбоку к ней присоединялись несколько трубок и пара круглых штуковин вроде манометров с треснувшими стеклами. Циферблаты забивала грязь. С левого боку «гроба» находилась изрядно проржавевшая табличка с надписями на немецком. Сквозь кружево ржавчины Кичайкин разобрал только слова «lebensborn», «tot stoff» и несколько цифр. В остальных надписях читались лишь отдельные буквы, да и то с трудом.
— Охренеть, — пробормотал он и постучал кулаком по стенке «гроба».
Тот отозвался глухим звоном. Похоже, внутри было пусто.
Кичайкин спрыгнул с подножки.
— Там что? — спросил он у Легостаева, показывая на вторую «шишигу».
— То же самое, товарищ капитан третьего ранга. Тяжелые, суки, еле выволокли.
— А нахрена вы их выволакивали?
— Начальство приказало, — пожал плечами Легостаев.
— Ясно, — Кичайкин достал пачку сигарет. — Угощайтесь.
— Спасибо, — Легостаев вытащил сигарету и тут же закурил.
— Вы самолет нашли?
— Угу, — кивнул Легостаев. — И рядовой Джучиев.
— Там что-нибудь еще было кроме этих хреновин?
— Да вроде нет.
— Документы, сейфы?
— Да сгнило там все давно уже, товарищ капитан! Он же там сорок лет валяется!
— Ну понятно. Сгружайте, давайте, это все к тому складу, — Кичайкин махнул в сторону пустующего ангара. — Потом покажете, где самолет лежит.
— Так точно, сейчас организуем. Только, товарищ капитан третьего ранга, — замялся Легостаев. — Мне бы своих балбесов накормить. Мы ужин в части пропустили, а если их не покормить, так они опять что-нибудь в казарме запалят. Урроды!
Легостаев сплюнул в сторону.
— Ладно, накормят их флотским ужином, — кивнул Кичайкин. — Гоша, пни дежурного, пусть на камбузе жратвы быстро сообразят. И к складу на ночь бойцов поставь, а то чем черт не шутит…
— В Североморск звонить будем? — спросил Харитонов.
— Кому, Гош? Ночь на дворе, начальство уже дома, картошку с мясом жрет. Праздник послезавтра. А у нас что, чэпэ? Нашли солдатики два немецких паровых котла и ржавый самолет, подумаешь! Не, дежурному в управу, конечно, сообщи, пусть в журнале отметит, а завтра с утра я сам отзвонюсь. Ну все, давай, а то меня тоже ужин ждет.
И Кичайкин рысцой припустил к «уазику».
Служить матросу Петрашову оставалось еще целый год. После чего — прощай заснеженное Заполярье, здравствуй жаркий Краснодарский край и родной колхоз. Очень, очень хотелось Коле Петрашову в теплые края да поближе к земле. Здесь первые пару месяцев вообще на стенку лезть хотелось, даром что по сравнению с тем, как его брат в танковых войсках в Калинине служил, на флоте редкостная вольница. Но в Кандар-губе было холодно, кругом одни камни, деревья такие, словно их еще семенами до смерти напугали. Море, и то какое-то жуткое — свинцовое, тяжелое. В воду глядишь — как на тот свет. Стоишь, бывало, на пирсе, ловишь камбалу на блесну из начищенной медной трубки, а там плывет медуза. Здоровая, с голову размером, и еще на метр за ней щупальца тянутся. Жуть. Не иначе мутанты от радиации повырастали.
Радиации Петрашов боялся, потому как дед ему рассказывал, что на полигонах в Казахстане творилось, когда там ядерные бомбы испытывали. Из-за этого Петрашов на лодки, стоящие у пирсов, лишний раз старался не шастать. Ему еще детей заводить, внуков. Не хватало, чтобы у них по две головы выросло. Ему Катька, невеста его, тогда что-нибудь оторвет. А оторвет она точно, у нее силищи хватит.
Поэтому-то Петрашов так легко согласился постоять на посту у третьего склада с его загадочным содержимым, доставленным взводом стройбатовцев. Все лучше, чем на лодку тащиться.
Склад стоял пустым все время, пока Петрашов служил в Кандар-губе. Даже петли на воротах так проржавели, что их не смогли закрыть, когда казахи занесли внутрь железные ящики. Теперь ворота зияли темным провалом за спиной у Петрашова. Внутри не осталось ни одной целой лампы, и только над головой у часового болтался желтый фонарь, заставляющий его тень нервно дергаться в такт поскрипыванию крепления.
Петрашов поправил ремень автомата и взглянул на часы. До смены караула оставалось еще полчаса. Время надо было как-то убить. Болтаться туда-сюда в круге света от фонаря уже надоело, так что Петрашов принялся сочинять очередное мысленное письмо невесте Катеньке. Но служба в Кандар-губе проходила тихо и спокойно, самый страшной проблемой в части являлось отсутствие белил для покраски бордюров, особо злые деды уже поувольнялись и жаловаться Петрашову теперь было не на что, а сочинять он с детства затруднялся. Так что письмо тоже не клеилось, а в голову все больше лезли мысли о том, как они с Катькой проводили время на сеновале за колхозным коровником.
На мгновение Кичайкин натурально остолбенел. Между деревянных скамеек кузова «шишиги» покоилось нечто, отдаленно напоминающее стальной гроб. Крышка «гроба» была привинчена здоровенными болтами. Сбоку к ней присоединялись несколько трубок и пара круглых штуковин вроде манометров с треснувшими стеклами. Циферблаты забивала грязь. С левого боку «гроба» находилась изрядно проржавевшая табличка с надписями на немецком. Сквозь кружево ржавчины Кичайкин разобрал только слова «lebensborn», «tot stoff» и несколько цифр. В остальных надписях читались лишь отдельные буквы, да и то с трудом.
— Охренеть, — пробормотал он и постучал кулаком по стенке «гроба».
Тот отозвался глухим звоном. Похоже, внутри было пусто.
Кичайкин спрыгнул с подножки.
— Там что? — спросил он у Легостаева, показывая на вторую «шишигу».
— То же самое, товарищ капитан третьего ранга. Тяжелые, суки, еле выволокли.
— А нахрена вы их выволакивали?
— Начальство приказало, — пожал плечами Легостаев.
— Ясно, — Кичайкин достал пачку сигарет. — Угощайтесь.
— Спасибо, — Легостаев вытащил сигарету и тут же закурил.
— Вы самолет нашли?
— Угу, — кивнул Легостаев. — И рядовой Джучиев.
— Там что-нибудь еще было кроме этих хреновин?
— Да вроде нет.
— Документы, сейфы?
— Да сгнило там все давно уже, товарищ капитан! Он же там сорок лет валяется!
— Ну понятно. Сгружайте, давайте, это все к тому складу, — Кичайкин махнул в сторону пустующего ангара. — Потом покажете, где самолет лежит.
— Так точно, сейчас организуем. Только, товарищ капитан третьего ранга, — замялся Легостаев. — Мне бы своих балбесов накормить. Мы ужин в части пропустили, а если их не покормить, так они опять что-нибудь в казарме запалят. Урроды!
Легостаев сплюнул в сторону.
— Ладно, накормят их флотским ужином, — кивнул Кичайкин. — Гоша, пни дежурного, пусть на камбузе жратвы быстро сообразят. И к складу на ночь бойцов поставь, а то чем черт не шутит…
— В Североморск звонить будем? — спросил Харитонов.
— Кому, Гош? Ночь на дворе, начальство уже дома, картошку с мясом жрет. Праздник послезавтра. А у нас что, чэпэ? Нашли солдатики два немецких паровых котла и ржавый самолет, подумаешь! Не, дежурному в управу, конечно, сообщи, пусть в журнале отметит, а завтра с утра я сам отзвонюсь. Ну все, давай, а то меня тоже ужин ждет.
И Кичайкин рысцой припустил к «уазику».
Служить матросу Петрашову оставалось еще целый год. После чего — прощай заснеженное Заполярье, здравствуй жаркий Краснодарский край и родной колхоз. Очень, очень хотелось Коле Петрашову в теплые края да поближе к земле. Здесь первые пару месяцев вообще на стенку лезть хотелось, даром что по сравнению с тем, как его брат в танковых войсках в Калинине служил, на флоте редкостная вольница. Но в Кандар-губе было холодно, кругом одни камни, деревья такие, словно их еще семенами до смерти напугали. Море, и то какое-то жуткое — свинцовое, тяжелое. В воду глядишь — как на тот свет. Стоишь, бывало, на пирсе, ловишь камбалу на блесну из начищенной медной трубки, а там плывет медуза. Здоровая, с голову размером, и еще на метр за ней щупальца тянутся. Жуть. Не иначе мутанты от радиации повырастали.
Радиации Петрашов боялся, потому как дед ему рассказывал, что на полигонах в Казахстане творилось, когда там ядерные бомбы испытывали. Из-за этого Петрашов на лодки, стоящие у пирсов, лишний раз старался не шастать. Ему еще детей заводить, внуков. Не хватало, чтобы у них по две головы выросло. Ему Катька, невеста его, тогда что-нибудь оторвет. А оторвет она точно, у нее силищи хватит.
Поэтому-то Петрашов так легко согласился постоять на посту у третьего склада с его загадочным содержимым, доставленным взводом стройбатовцев. Все лучше, чем на лодку тащиться.
Склад стоял пустым все время, пока Петрашов служил в Кандар-губе. Даже петли на воротах так проржавели, что их не смогли закрыть, когда казахи занесли внутрь железные ящики. Теперь ворота зияли темным провалом за спиной у Петрашова. Внутри не осталось ни одной целой лампы, и только над головой у часового болтался желтый фонарь, заставляющий его тень нервно дергаться в такт поскрипыванию крепления.
Петрашов поправил ремень автомата и взглянул на часы. До смены караула оставалось еще полчаса. Время надо было как-то убить. Болтаться туда-сюда в круге света от фонаря уже надоело, так что Петрашов принялся сочинять очередное мысленное письмо невесте Катеньке. Но служба в Кандар-губе проходила тихо и спокойно, самый страшной проблемой в части являлось отсутствие белил для покраски бордюров, особо злые деды уже поувольнялись и жаловаться Петрашову теперь было не на что, а сочинять он с детства затруднялся. Так что письмо тоже не клеилось, а в голову все больше лезли мысли о том, как они с Катькой проводили время на сеновале за колхозным коровником.
Страница
4 из 21
4 из 21
