Мешок Болинджера

— Я вообще-то всего семь лет здесь живу, а до этого руководил измерительной лабораторией на машиностроительном заводе. Это в девяностые мы лампочки для трамваев рисовали, а раньше на оборонку пахали.

— Ух, ты! — присвистнул я. — И как же ты бросил город, работу? Ты ведь ещё не старый? Сколько тебе?

— Пятьдесят пять, — вздохнул Тёма, а я удивился: выглядел он значительно старше.

— Слушай, Тём, может, анестезии твоей примем? Для снятия болевого шока, так сказать, и общего стресса? А? — предложил я, потирая ладони.

— Средь бела дня? — Тимофеич поднял бровь, хотя по тону чувствовалось, что он не против под разговор пропустить стаканчик-другой, вот только, чтобы не от него это предложение исходило.

— А почему нет? — поддержал я собственную инициативу.

Виноградная чача приятным мягким теплом разливалась по организму, мы уже опрокинули по паре рюмок и я аккуратно мельчил огурцы и лук на разделочной доске, а Тимофеич продолжал свой рассказ:

— Женился я как-то быстро, ещё на третьем курсе, после неудачной безответной любви. И ты знаешь, попал совершенно в другой мир. До этого я стишки писал, сопли пускал, страдал каждую минуту по своей зазнобе. А тут всё переменилось. Ты знаешь, Лёха, что такое настоящая женская любовь?

— Наверное, да, — пространно ответил я и посолил овощную нарезку.

— Это великая сила! — Тимофеич поднял вверх указательный палец. — Влюблённая женщина горы перевернёт за своего мужика! Всё для него сделает и вытерпит! Это не то, что мы, п-и-з-д-острадальцы!

— Тянет на тост, — заключил я и поднял рюмку.

Мы выпили, закусили, и Тёма продолжил:

— Я купался, как сыр в масле. Любая моя прихоть в еде, сексе, увлечениях охотно исполнялась. В любом споре с родителями или друзьями Светка всегда становилась на мою сторону. Сон мой берегла, в корыте купала, — мы тогда на съёмной квартире жили в коммуналке. В общем, мне даже казалось, что угождать мне, это её кармическое предназначение, цель всей её жизни. Почему среди всех модных красавцев она выбрала именно меня, неказистого парня среднего роста, да ещё и убитого горем неразделённой любви, я не знаю до сих пор. Поверь мне!

— А ты? Ты её любил?

— Мне казалось, что да, хотя теперь я думаю, что это мне только казалось, а на самом деле я просто позволял ей себя любить, ухаживать за собой, как за ребёнком. В конце концов, в тот момент я именно в этом и нуждался.

На веранде хлопнула дверь, послышались шаги и в комнату неожиданно вошли мальчик лет десяти-двенадцати и уже знакомая мне по вчерашнему отказу соседка.

— Ой! Здрасьте! Я не знала, Тёма, что у тебя гости! — удивлённо сказала женщина, разглядывая меня и поправляя косынку. — Ну, мы тогда в другой раз зайдём.

— Погоди, Кать, — хозяин радушно вытянул руку. — Проходите, присядьте, я вас с гостем познакомлю, чаем угощу!

— Да мы уже вчера виделись, — скривила губы женщина, но к столу подошла. — Мы на минутку. Вот у Димки задачка не выходит по алгебре. Покажи, сынок!

Гости подсели к Тимофеичу и мальчик положил тетрадку на край стола.

— Вот, дядь Тёма, я решил правильно другим способом, но в учебнике другой ответ, — сказал медленно, нараспев мальчик, настороженно поглядывая в мою сторону.

— Математика это не бухгалтерия, — зачем-то вставил я. — В ней результат не зависит от способа вычисления.

— Во-во! — подхватил Тёма, — это к нему, он у нас математик, — и передал мне школьную тетрадку.

Я бегло глянул на старания ученика и сразу прокомментировал:

— Ты действительно решил всё правильно, привёл дроби к общему знаменателю, скобки раскрыл, как положено, но ответ не привёл к нужному виду, у тебя получилось восемь двадцатых. Так? Нужно теперь ещё числитель и знаменатель сократить на максимальный общий делитель. Улавливаешь? Какой здесь общий делитель?

— Два, — неуверенно произнёс мальчик.

— А ещё?

— Ну, четыре.

— Вот. Делим всё на четыре, и выходит: две пятых, как и в ответе задачника.

Димкины глаза засияли, лицо расплылось в благодарной улыбке, но больше всех, похоже, была восхищена мама ученика, с приоткрытым ртом следившая за нашим простым диалогом.

— Видала? — щёлкнул пальцами Тимофеич.

— Спасибо вам большое, — наконец выговорила Катерина, глядя на меня, и тоже улыбнулась. — Вы уж извините, что я вас вчера прогнала. Знаете, всякий люд здесь шляется, а у вас ещё и лицо побитое.

— Да всё нормально. Я бы и сам себя не пустил. Вот, разве что Тёма, — отмахнулся я, и все рассмеялись.

— Ой, а чего это вы всухомятку празднуете? — Катя хлопнула в ладоши и поправила чёлку под платок. — Я только вчера пельмешей наморозила, хотите, принесу? И капусточки квашеной.

— Конечно, хотим! — обрадовался Тимофеич.

— Ну, я тогда мигом, Димку отведу и принесу вам закуску!