Талые воды

Скорее всего ей полагалось сейчас быть в химичке, обсуждать с Ромкой новые научные заморочки.

Ромка действительно оказался в химичке, карпея над заполнением маршрутного листа, в который полагалось вписывать данные о каждой проявленной голограмме из партии. Но вот Насти там не было.

— Ром, ты мне место не уступишь?

Для проявки голограмм на этом фотоматериале требовалась полная темень, а для заполнения маршрутных листов, естественно, некое подобие освещения. Делить химичку на двоих, конечно же, не нравилось никому, но такова была суровая жизненная реальность.

— Уступлю… — буркнул Ромка, собирая свои записи со стола, — Петровича пока нет — посижу в офисе.

— А где Настя ты не знаешь?

— Без понятия. А тебе что, хотелось бы провести здесь пятнадцать минут в полной темноте?

— Пошляк! — беззлобно отозвался Дима, — Давай, дуй отсюда. Мне работать надо.

— Всем надо… Но не все умеют…

Настя, как единственный член мужского коллектива, естественно, была той, кто мужественно принимал ухаживания троих скучающих парней. У Ромки с ней был даже бурный, но короткий роман, закончившийся разрывом с переходом в дружеские отношения, у Володи — одноразовый секс, после которого его переставала интересовать любая девушка, а у самого Димы — долгий роман, интенсивность которого изменялась по синусоиде. При чем сейчас синусоида проходила свой минимум.

Щелчок выключателя, и химичка погрузилась во тьму. Дима осторожно развернул листок упаковочной бумаги, вынимая голограмму, на ощупь нашел проявочную ванную и каретку и опустил голограмму в проявитель, медленно покачивая каретку из стороны в сторону.

Две минуты в одной ванне, потом пятнадцать — в другой, и все это — в кромешной тьме. Было отчего сойти с ума…

От скуки Дима глазел на потолок, параллельно считая вспышки красного огонька пожарной сигнализации. Одна вспышка в пять секунд. Соответственно, двенадцать вспышек — минута.

Двадцать четыре вспышки — новая ванна. А потом пятнадцать минут можно отмерять не точно, а на глазок. Переставив каретку Дима краем глаза отметил какую-то зеленоватую вспышку слева, и тут же перевел взгляд на дальнюю стену комнаты.

Ничего. Темнота. Черная и липкая, как безлунная ночь в глухом лесу. Темнота, в которой прячется беспричинный детский страх. Но что интересно, в полной темноте он лишь прячется, а вот в сумерках — выбирается на поверхность вашего сознания, подбирается к вам поближе. Мы пугаемся игры теней, а не самой темноты…

Прежде, сидя в химичке в обществе одних лишь колб и голограмм, Дима никогда не испытывал даже намека на этот беспричинный страх. Ни разу даже в подсознании не ворохнулась мысль о том, что темнота может таить какую-то опасность. Сейчас же он явственно ощущал, как шевелятся волосы на его затылке. Он напряженно всматривался в темноту, пытаясь засечь эти зеленоватые всполохи, и вскоре увидел еще одну маленькую точку, вспыхнувшую лишь на мгновение.

Он поднялся со стула, на ощупь найдя опору и двинулся к стене. Зеленые точки каждый раз появлялись в новом месте — то выше, то ниже, но лишь на одной стене. На той, позади которой не было ничего — лишь земля, любовно обнимавшая фундамент института.

Дима протянул руку, нащупывая стену. Еще одна ошибка героев в стандартных ужастиках. Если ты — герой фильма ужасов, и видишь что-то странное — никогда не пытайся узнать, что это такое. Беги сразу, ибо ничего хорошего не может там тебя ожидать. Но ведь жизнь, какой бы отвратительной она, порою, не казалась — это не ужастик? А значит стена не должна поддаться по его рукой, а зеленоватые искорки не могут оказаться многочисленными лазами какого-нибудь жуткого чудовища?

Стена была мокрой. Уперевшись в нее двумя пальцами Дима даже ощутил легкий ток воды, бежавшей вниз.

Всего лишь талые воды, опять нашедшие лазейку в стене и силящиеся прорваться в помещение. Но откуда эти зеленые вспышки, едва уловимые человеческим глазом. Люминесценция каких-то частиц, растворенных в воде? Скорее всего.

Успокоенный таким простым объяснением Дима на ощупь двинулся обратно к своему стулу, но не успел сделать и пары шагов, как услышал вдалеке, вероятнее всего — в цехе, полный ужаса вопль Ромки. Он потянулся, было, к крышке от ванночки с фиксажом, дабы закрыть голограмму и выскользнуть из комнаты, но не успел сделать и этого.

Громкий топот ног через весь офис и «слесарку,» к его двери, Ромкин крик «Володя! Дима!», все также наполненный ужасом и срывающийся на всхлип… А через секунду дверь распахнулась, и на пороге появился Ромка, с лицом, белее собственной парадной рубашки и хватающий ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.

— Дима! Настя… Она…

За его спиной вырос Володя, обеспокоенный и тоже побледневший.

— Что?! — крикнул он, встряхнув Ромку за плечи, — Что стряслось?!