На чаше весов

— Ну и силён же ты, парень, — изумлённо сказал мужчина, нахмурившись.

Он резко встал на ноги, отряхнул с груди крошки хлеба. Откинул назад полы чёрного плаща.

— Мартин! Вот ты где! А ну ступай обедать! — крикнула в этот момент толстая рыжеволосая женщина, вышедшая из-за угла церквушки. — Долго я тебя должна искать, что ли?

— Это ваш сын? — спросил охотник.

— Мой. А вы-то кто будете?

— Да так, просто путник… — медленно ответил незнакомец, разглядывая ужасные шрамы, покрывавшие всю левую сторону лица и шею матери Мартина, такие неровные, будто женщину кто-то рвал зубами.

Заметив это, она прикрыла шею платком, потом положила руку на плечо сына.

— Пойдём, Мартин, батька и братья ужо есть сели.

В этот миг незнакомец вырвал из-за пояса длинный пистолет и тут же разрядил его в мальчика. Быстрее, чем кто-то успел испугаться или даже просто пошевелиться. Вспышка, сноп огня, облако дыма в воздухе. Мартина толкнуло назад, он сделал пару шагов, а затем рухнул навзничь. Хлеб и сыр выпали из рук, покатились по пыльной земле. Его мать только охнула, застыв от неожиданности. Пока она и другие люди пытались понять, что произошло, незнакомец быстро подошёл к чёрному коню, привязанному у харчевни, взял поводья и взлетел в седло. Кто-то было хотел остановить его, но чужак молча достал двуствольный пистолет и взвёл курки. Все отпрянули, и он, дав шпоры скакуну, молнией пронёся по дороге и скрылся из вида.

Крестьяне смотрели ему вслед, гадая, кто же это был. Тишину разрывали только стоны матери Мартина, склонившейся над своим мальчиком. Давясь от рыданий, она глядела на застывшее лицо сынишки, плохо видя его сквозь пелену слёз.

Лохмотья облаков почти совсем закрыли луну, и издалека на ночной дороге виднелся лишь белеющий силуэт коня. Только если приблизиться, можно было бы разглядеть фигуру всадника, закутанного в плащ. Он сидел почти неподвижно, слегка наклонившись вперёд из-за бьющего в лицо ветра. Разве что, когда из леса по левую руку доносился протяжный вой, всадник выпрямлялся в седле и подолгу всматривался в сплетение ветвей. Никого так и не удавалось заметить, и путник снова успокаивался, с любовью поглаживал приклад арбалета, но разряжать его не спешил. Конечно, вредно для тетивы, но лучше её заменить после ночной поездки, чем просить врага подождать, пока «немецкий ворот» согнёт плечи стального лука.

А меж тем дорога всё сильнее забирала в гору. И животное, и человек уже устали, но продолжали упрямо продираться сквозь темноту. Медленно и осторожно, чтобы не покатиться вниз по усеянному камнями обрыву справа от дороги, но без остановок, шаг за шагом, движение за движением, постепенно приближаясь к цели.

На фоне неба наконец стал различим более густой оттенок чёрного — очертания башен и стен, возвышавшихся над соседними горами. Ни один огонёк не указывал на то, что там может быть кто-то более живой, чем древние камни.

Всадник расслабился и вздохнул. Поездка подходила к концу, равно как и очередной этап в жизни — утро начнёт совсем новую страницу в книге его судьбы. Теперь можно было разрядить арбалет и убрать болт. Наконечник сверкнул серебром и скрылся в колчане, ворот медленно отпустил тетиву.

И вот подъём остался за спиной. Дорога упёрлась в высокие створки ворот, спереди укрытые железной решёткой. Они выглядели так, будто их не отпирали уже пару столетий. Всадник остановил коня и стал ждать. Ни знаков, ни ударов, ни сигнала рога. Войти сюда всё равно может только тот, кого приглашали.

Меж зубцами стены мелькнул факел, затем огненной молнией ударила в деревянный столб у ворот стрела, обёрнутая паклей, давая невидимому наблюдателю больше света. Всадник откинул назад капюшон, открывая лицо — это оказалась девушка лет семнадцати.

«Открывайте!» — прозвучал где-то наверху голос стражника. Тяжёлая решётка бесшумно уползла вверх, ворота дрогнули и отворились. Девушка пустила коня шагом и въехала внутрь. Впереди поднялась ещё одна решётка, пропуская во двор.

— Добро пожаловать в Монастырь, — коротко бросил стражник и вместе с товарищем потянул створки назад.

Монашек в конюшне взял на себя заботу об уставшем скакуне, а всадница поспешила пройти в главное здание. На крыльце её уже ждал высокий плечистый мужчина в лиловом бархатном камзоле, нетерпеливо прохаживаясь по каменной площадке. Конечно же, это был Герман Урс, который не мог усидеть на месте, ожидая свою ученицу. Его лицо сильно старили глубокие морщины и седая борода, но девушка знала, что на самом деле он не полностью ещё разменял и пятый десяток лет.

— Мелисса Морниванд? О, дитя моё, наконец-то ты приехала. Мы уже начинали беспокоиться, — сказал он, крепко обняв её.

— Я опоздала?

— Немного. Все уже в сборе.

— И брат?

— Конечно. Теодор примчался ещё засветло. Пойдём же.