Коулрофилия

Длинный ряд дверей утопал в полумраке, в конце которого виднелась полоса света, льющегося из холла. Мне захотелось бросить все и быстрее бежать туда, в место, где все формы обретали конкретные очертания. Но впереди еще маячила целая плеяда неотщелканных комнат. Я потянулся к ручке первой двери по левую сторону, когда в далеком потоке света что-то промелькнуло.

Тревожно замерев, я посмотрел туда, но ничего не увидел. Игры бокового зрения? Я постоял еще пару секунд, прежде чем дернуть на себя дверь. Вместе со скрипом старых петель пространство прорезал еще один звук — тихий вскрик, перешедший в неуверенный смех.

Не дав себе раздумать, я влетел в комнату и прикрыл за собой дверь…

… и обнаружил себя в полной темноте. Пальцы крепко впились в ручку, на случай, если невидимый враг решит ломиться. Чертов фотоаппарат, болтающийся на запястье, раскачался и теперь постукивал по двери. Я попытался поймать его, но, как итог, выронил всю папку «Ф-4». Судя по звуку, документы из нее разлетелись.

Я выругался про себя. Надо будет открыть дверь, включить телефон, раз не додумался взять с собой фонарь — может, таким образом и получится собрать все это. Но открывать в тот момент хотелось меньше всего. И открывать дверь, и находиться в темной-темной комнате. Может, будет проще, когда глаза привыкнут? Вот дурак!

Представляю. Приедет начальник, а его новый работник прячется в чулане от собственной фантазии. Ох и глупо! Но лучше уж выглядеть потом идиотом, чем сейчас выйти наружу и скончаться от страха.

И тут в дверь с той стороны кто-то тихо поскребся.

Волосы на моей голове встали дыбом.

Снова этот звук — на этот раз уже не осталось сомнений, что за дверью действительно кто-то есть, потому что теперь оттуда доносился еще и плохо сдерживаемый смех.

«Он знает, что я здесь» — в ужасе подумал я, впиваясь пальцами в ручку еще сильнее.

Грохот, раздавшийся внезапно, заставил меня резко дернуться назад. Тут-то я и потерял равновесие, покатившись кубарем куда-то вниз, по ступенькам, гремя фотоаппаратом.

Придя в себя, я обнаружил, что вокруг все еще темно. Рядом нашелся разбитый, нерабочий фотоаппарат и телефон, выпавший из кармана. Ни тот, ни другой включаться не хотели.

Сходя с ума от мистического ужаса и дезориентации я замер, вслушиваясь.

Сколько длилось беспамятство? Мог ли кто-нибудь за это время проникнуть в темное помещение? Судя по лестнице я ухитрился оказаться именно там, куда меньше всего хотел попасть — подвал. И где теперь эта лестница? С какой стороны?

Мои руки натыкались только на сырой бетон и листки, выпавшие из формы, но никак не на ступеньки. Пришлось подняться (тогда мне это показалось верным действием), но за время подъема вдруг обнаружилось, что падение в подвал не прошло для тела незамеченным. Все это еще оставалось на заднем плане — вот выберусь на свет, тогда и осмотрю ушибы — подумалось мне.

Эх, свет! Вчера в приемной я сидел напротив Анны и острил по поводу ее стратегии в расстановке мебели. Не зря она поставила стул для посетителей так, что в приемные часы солнце било прямо в глаза, отвлекало и ослепляло.

Конечно я выглядел полным идиотом перед ней.

Все бы отдал, кажется, чтобы снова оказаться на том стуле. А тогда я подскочил и выбежал из кабинета, как только она заявила, что я им не подхожу. Вернее, что «такие» им не подходят.

В голове некстати всплыло воспоминание вздоха, скатывающегося на смех. Перед глазами встал образ подлого и безумного человека, поджидающего меня по ту сторону двери. Хотя… а что, если он уже пересек границу между нами и теперь стоит за мой спиной?

Между лопатками засвербило. Где же лестница?

— Гадство, — выразился я, и тут же получил в ответ визгливый хохот.

И я точно знал, что на нем парик кислотного цвета и дешевый, плохо наложенный грим, размытый за время безумных пряток по особняку.

Непонятно откуда — но знал! И это знание быстро поглощало, лишая последних остатков разума. Сейчас мне думается, что хохочущую во тьме бестию можно было нарядить как угодно в своем воображении — это могла быть и сумасшедшая девочка с мишкой в руках. Но тогда…

На папашу моего иногда находила странная уверенность, что он тот еще шутник. Так, когда мне было десять или одиннадцать лет, он сначала показал мне хорроровый треш-фильм «Аренда мертвого цирка», где меня очень впечатлила банда клоунов-маньяков, разделывающих своих жертв в гримерках, которые по ночам превращались в призрачные лаборатории.

Может быть, отсидевшись в комнате с месяц, я и забыл бы этот глупый фильм, но папочка решил, что эффект не достигнут. Через пару дней он купил в магазине приколов резиновую маску, размалевал ее клоунским гримом и пришел вечером пожелать мне спокойной ночи.

Мама рассказывала, что орал я минуты три не затыкаясь.