Сострадание

А теперь это чувство было настолько явным, настолько сильным, что я никак не мог придать своему лицу подобающее величественное и презрительное выражение. К сожалению, мои тренировки перед зеркалом в решающий момент не сработали.

«Что с тобой?» — шепнула мне на ухо мамочка, — «Успокойся! Все будет хорошо! У тебя все обязательно получится! Это совсем не трудно на самом деле, больше разговоров». Она кивнула мне и ободряюще улыбнулась глазами. «Хорошо, мамочка», — взволнованно шепнул я и благодарно пожал ей руку.

Взрослые начали рассредотачиваться вдоль дороги, чтобы было удобнее плевать. Возникла продолжительная пауза, наверное, потому что в деревне уже давно не занимались таким величественным делом. Старик Байзер принялся наводить порядок.

Нечестивец мог бы воспользоваться суматохой и улизнуть, но почему-то топтался на месте. Фигура его была согнута из-за огромного рюкзака с мелками за его спиной, глаза поблескивали из-под опущенного вниз лица. Непонятно было, как он вообще мог тащить такую тяжесть, да еще при этом держаться на этих своих омерзительных тонких ножонках. Я воспользовался заминкой, чтобы попытаться рассмотреть лицо маленькой твари, но почему-то не мог, видимо, не до конца справился с волнением. Я видел только какой-то серый блин, из-под которого выглядывали две полные гнусного страха блестящих точки. Чего он ждал, глупец? Неизбежного?

Время шло, а нечестивец не желал начать Праздник и никак не шел из калитки. И тогда мне было разрешено выехать на дорогу, так как Правила не запрещали этого, а у меня был Праздник, и ради праздника права мои были увеличены.

— Давай, Пилфор, давай! — старик Байзер ласково улыбался мне.

— Давай, Пилфор, давай! — мир был светел и прекрасен.

— Давай, Пилфор, давай! — сердце мое пело.

И я поехал, я поехал на нечисть. Расстояние было небольшое, но я разогнался и почувствовал необыкновенное возбуждение. Страдание исчезло, я превратился в Героя, восторженно кричащего:

— Слава Великому Равновесию-у-у-у-у-у-у-у!

— Слава Великой Справедливости-и-и-и-и-и-и-и! — закричали родители и клич этот подхватили все.

Серый блин с глазенками приподнялся мне навстречу, и нем отверзлось отверстие, из которого раздался жалкий и мерзкий писк. И я плюнул, плюнул в это пищащее отверстие и вдруг вздрогнул и резко затормозил. Лицо нечестивца было совсем близко от меня, но я все равно ничего не мог разобрать: у него как будто лица и не было… Писк прекратился, нечестивец задохнулся, что-то булькнуло и… и… Я еле успел вильнуть вбок. Его вырвало… Вырвало прямо на дорогу! Мерзкое зловоние обдало нас.

Ф-ф-у-у-у…

Ну что можно ждать от нечестивца? Все невольно ахнули, а он, виновато поблескивая глазками, быстро заковылял по дороге к лесу. Ноги его попали в рвоту, и он оставлял вонючик следы, так что впереди даже невольно отступили — мы очень чувствительны к дурным запахам. Возникшая заминка могла бы, не приведи Великая Справедливость, лишить его плевков, но старый Байзер собрался с духом и показал всем пример: зажал нос и плюнул в нечестивца. Плевок получился неудачный, только на плечо твари, но это было уже начало. Все тоже стали зажимать носы и плевать в тварь, обгоняя его, но он уже быстро семенил к лесу, его маленькая, красная от напряжения рожица была опущена и попасть было трудно, тем более, что плевать с закрытым двумя пальцами носом с непривычки было тяжело. Многие, включая меня, и не умели еще плевать по молодости, старались как могли, но выходило не очень.

С тех пор каждое утро кроме Святого Воскресения мы торжественно оплевывали нечестивца и прославляли Великое Равновесие и Великую Справедливость. Время шло, он рос, становился крепче, а мешок за его спиной легче. Помню, что когда мне было семнадцать, он шел так быстро (бежать нечестивцам запрещено), что даже не все успевали плюнуть в него спереди, приходилось разворачиваться и спешить на второй заход, создавалась толчея и суматоха, некоторые раздраженно плевали ему вслед и делали вид, что попали. Я притворялся, что не замечаю недобросовестности. Нехорошо, конечно, но бывало, что я сам был не на высоте, а об этом ни разу не было доложено. Помимо чувства благодарности у меня был еще один повод не докладывать о недостатках.

Меня беспокоило Страдание. А причиной его был нечестивец.

Нет, не то слово — « беспокоило». Мучало, ужасно мучало. Да, я с раннего детства знал, что испытаю Страдание, но не был готов к такому сильному, такому изматывающему. Бывало, уже где-то за час до Великого Оплевывания мне становилось не по себе. Настроение портилось, я сердился, порой даже капризничал. Только радость и воодушевление односельчан на время приводили меня в норму, и я вместе со всеми отдавался неистовому прославлению Великого Равновесия и Великой Справедливости.