Беличий замок

Ты гадкая! Гадкая! — Вася, уткнувшись в локоть, прислонённый к дереву с последней белкой, разрыдался. Теперь уже было всё равно. Пусть сестра опять забранится и назовёт его хлюпиком. Пусть опять начнёт ругаться, пусть потащит куда-то — теперь уже всё равно. Люся — убийца. Его родная сестра — убийца. Она и его убьёт. Чтобы молчал и не мешал ей жить. Ей всегда все мешали жить, а Вася — в первую очередь. А он так любил её. Он помнил, как был маленьким, совсем крошкой, и она нежно целовала его в макушку и в щёчки. Мама редко целовала, мама была ещё сердитее Люськи, а отцу было наплевать на них всех. Только Люська и целовала Васю. Пока не появился Вовчик. И тогда Вася стал ей мешать. Если бы вместо Вовчика был Владимир, Вася бы не мешался. Владимир бросился спасать его, а Люся убила Владимира. Чувствуя, что голова его сейчас лопнет от мыслей, Вася яростно вонзил в волосы пальцы. Давно не стриг ногти. Ногти расцарапали кожу, кажется, пошла кровь. Как же чешется голова! Как до дрожи зудит! Пусть. Теперь всё равно.

— Васенька, — сказала вдруг сестра, и голос её был тих и кроток. — Ты иди один к посёлку. Иди, родной. И вот это возьми, наверное, оно дорого стоит.

Люся протянула брату какой-то свёрток.

— Что это?

— Это клад. Я вытащила из рюкзака Владимира. Я заметила, как он постоянно ощупывал клапан, и подумала, что там то, что он откопал. Я незаметно вытащила на всякий случай…

— А ты?

— Я останусь здесь. С этой чёртовой белкой. А ты иди. Иди один, а то она выберет тебя.

— Тогда она выберет тебя.

— Меня так просто не выбрать. Иди же! Иди, кому говорю!

Люся силком впихнула мальчику в руки пакет, обмотанный скотчем, а затем с вызовом бросила зверьку, терпеливо ожидающему развязки на ветви липы:

— Что, тварь, не боишься меня? Зря не боишься!

Она швырнула в белку корягу — ту самую, что хранила следы удара о темя Владимира, — но палка просвистела мимо, невероятным образом изменив траекторию. Людочка, быстро оглядевшись вокруг и приметив небольшую сухую сосёнку, с рычанием принялась раскачивать её и трясти, норовя выдрать деревцо с корнем. Пригнув норовистую сушину к земле, к влажному мху, она не удержала и выпустила ствол из рук. Деревцо, спружинив, хлёстко ударило по соседней сосне. Та, качнувшись, задела дерево побольше, а оно, в свою очередь, — совсем высокую хвойную красавицу. Раскрыв рот, Вася смотрел, как, подобно дорожке из падающих косточек домино, хлестали друг друга и передавали удар одно дерево за другим. Обойдя волной по кругу, удар сфокусировался на вековой ели, которая, охнув, с треском начала падать, утягивая за собой растительность помельче. Ель валилась прямо на сестру, и Людочка, осознав это, рванула в сторону, но путы-лианы малинника, умертвившие четвертью часа ранее другого человека, стянули ей ноги и не позволили покинуть место. Раздался резкий хруст, затем какой-то сдавленный пыльный звук — ель рухнула, придавив собой Людочку и беззащитную белку.

— Не умирай, не умирай, пожалуйста, — заплакал Вася, падая на колени и целуя подрагивающую руку сестры. — Я сейчас оттащу дерево, ты только держись! Я сейчас!

— Давай, Васька, — просипела сестра. — Я обязательно продержусь. Ты у меня молодец. Ты мой самый любимый человечек, хоть и дурак…

Вася, глотая слёзы и громко всхлипывая, ухватился за макушку ели. Он хотел сказать Люське, что только она по-настоящему любила его, что ни матери, ни отцу он не был нужен так, как нужен был сестре, что она единственная, кто дарил ему хоть какое-то тепло, но рыданья душили его, сдавливая грудь, и мешали произносить самые главные слова в его недолгой жизни. Он клял себя за отвратительные мысли о Люсе, о том, что он мешает ей, клял и молился, как умел, обещая боженьке больше никогда не думать о людях плохо. Понемногу раскачивая ствол и колючие ветви, Вася откантовывал ель, двигая её по сантиметру. Сестра некоторое время подбадривала мальчика, затем вдруг забормотала что-то несвязное, затем бормотанье перешло в стоны. Спустя некоторое время затихли и стоны.

— Люся! Люсечка! — истошно, с надрывом закричал Вася. Кинувшись к белеющей в сумраке и неловко торчащей из-под хвои руке, мальчик попытался найти пульс, но на холодном запястье не было спасительного биения жилок. Он несколько минут растирал руку и плакал, пока не сообразил, что лучше бежать в посёлок — за помощью.

Он понёсся, не разбирая дороги, падая и вставая, промочив штаны до пояса, по берегу ручейка, время от времени соскальзывая в холодную воду. Он бежал, всматриваясь в темноту в поиске белок, и ему было почти не страшно, потому что самое страшное уже случилось. В какой-то момент над ним возникла крупная птица с двумя дохлыми белками в клюве, но по глиссаде скрылась в чёрных кустах. На горизонте, сквозь стволы и подлесок забрезжили тёплые огоньки посёлка — мальчик прибавил ходу. У ограды, к которой привела его тропка, голова его вспыхнула, раскололась на две части, и мальчик упал, теряя сознание.