Добавить в моё избранное
56 мин, 21 сек 18060
При виде ее Эдуард непроизвольно затаил дыхание. Обнаружить такое в нынешнее время было просто немыслимо…
Это была массивная, каменная гробница около двух метров в длину и одного метра в ширину. В высоту она едва достигала колена стоящего человека. Монолитная плита покоилась поверх этой могилы, возраст которой явно следовало измерять несколькими столетиями. В лунном свете были ясно видны многочисленные трещины и изъяны, избороздившие поверхность гранита, из-за чего тот казался гораздо более древним, чем это обстояло на самом деле. Это было самое настоящее родовое захоронение, надежно скрытое от любопытствующих людских глаз и, благодаря этому, чудом сохранившееся в неприкосновенности до наших дней.
Легкой тенью Екатерина вышла из-за его спины, не торопясь приблизилась к гробнице и почтительно присела перед ней как перед алтарем. Рукой она провела по шероховатой поверхности плиты, а после подняла голову и ответила на незаданный вслух вопрос:
— Это могила Валентины… Да-да, та самая могила, которую так и не смогли найти ни полиция, ни родственники. Сто лет минуло с тех пор, но и теперь только избранные знают о ее местонахождении. Теперь ты в их числе…
Мысли Эдуарда были бессвязны и суматошны, ему стоило огромных усилий сосредоточиться на чем-то конкретном. И виной тому была невидимая чуждая аура, исходящая от его спутницы. Лунный свет преобразил её, хрупкая нежность и беспомощность исчезли без следа. Во всем облике девушки проглядывало какое-то невыразимое тёмное совершенство, отличавшее её от обычного человеческого существа. Она по-прежнему ласково, почти любовно поглаживала могильную плиту, выражение её лица постоянно менялось: оно было то печальным и в то же время ласковым, сочувствующим, то невероятно серьезным и задумчивым. Наконец, короткая улыбка тронула губы, и от этой усмешки молодому человеку по-настоящему стало не по себе.
— Почему же на могиле нет имени? — спросил Эдуард, стараясь таким образом отогнать зарождающийся страх.
Екатерина медленно выпрямилась — голова чуть приподнята, тёмные глаза искрятся неподдельной насмешкой, руки расслаблены, левая нога небрежно отставлена.
— Зачем писать на могиле имя того, кто ещё не умер… в общепринятом значении?
И прежде чем Эдуард смог как следует осмыслить услышанное, девушка с невероятной для этого тонкого тела силой толкнула рукой гранитную плиту и та с гулким шуршанием, больно резанувшим слух Эдуарда, сдвинулась с места. Образовался острый вытянутый треугольник мрака. Екатерина вновь присела у гробницы.
— Подойди, взгляни, — сказала она юноше. Тот подчинился, двигаясь, словно безвольная марионетка. Сложись в итоге все иначе, он проклял бы тот час, когда решился заглянуть внутрь гробницы и увидел то, что нашло приют под мертвенной тяжестью гранитной плиты. Это был шаг через грань, разделявшую безумие и здравый смысл.
Его глазам предстало тело, страшно изуродованное, словно побывавшее в пасти самой смерти. Это было кошмарное средоточие гармонии зрелого женского тела и того, что составляет внутреннюю суть человеческого строения. Эдуарда взяла оторопь при виде тонких безжизненных конечностей, в большинстве своем лишенных кожного покрова, проглядывающей сероватой плоти, жил и вен, проступающих костей. Местами этот анатомический театр сменялся поверхностью гладкой кожи, чей удивительный розовый оттенок разительно контрастировал с ужасающим взор зрелищем обнажённого человеческого мяса и костей. Лицо трупа представляло собой страшную застывшую маску открытых нервов, тонкого слоя плоти, челюстей, костей скул и лба; глаза были закрыты мягкой повязкой. Отросшие до шеи редкие, но уже начинающие виться волосы обрамляли этот гротескный лик. К счастью, оно было мертво, мертво уже многие годы… Или все-таки нет… Никаких следов разложения, а тем более тлетворного запаха Эдуард не ощущал.
— Матушка, проснись, — склонившись над телом, ласково произнесла Екатерина. — Матушка, это я…
Болезненное онемение, холодом растекшееся по рукам и ногам… Нереальность, невозможность происходящего, и в то же время гложущее чувство, что все это не мираж или болезненная галлюцинация… Все это Эдуард испытал в ту минуту, когда казавшееся мёртвым уродливое существо конвульсивно пошевелилось, очнувшись ото сна, как оно со свистом, хрипло втянуло в себя воздух, затем приподнялось и выпростало жуткие, обмотанные узкими лоскутами кожи, трясущиеся руки, за края гробницы. С помощью Екатерины оно приняло в могиле сидячее положение. Было видно, каждое движение, каждое едва уловимое соприкосновение с жёсткой поверхностью причиняет ему жесточайшие страдания.
Екатерина осторожно сняла повязку с головы ожившего трупа и стали видны большие, гноящиеся, с темными зрачками глаза, полностью лишённые век. Мороз прошел по коже Эдуарда, когда взгляды их пересеклись. Нескончаемая мука, страдание, слабость и ненависть затаились в самых мрачных недрах души, каким-то невероятным образом вернувшейся в оболочку, которую с трудом можно назвать человеческим телом.
Это была массивная, каменная гробница около двух метров в длину и одного метра в ширину. В высоту она едва достигала колена стоящего человека. Монолитная плита покоилась поверх этой могилы, возраст которой явно следовало измерять несколькими столетиями. В лунном свете были ясно видны многочисленные трещины и изъяны, избороздившие поверхность гранита, из-за чего тот казался гораздо более древним, чем это обстояло на самом деле. Это было самое настоящее родовое захоронение, надежно скрытое от любопытствующих людских глаз и, благодаря этому, чудом сохранившееся в неприкосновенности до наших дней.
Легкой тенью Екатерина вышла из-за его спины, не торопясь приблизилась к гробнице и почтительно присела перед ней как перед алтарем. Рукой она провела по шероховатой поверхности плиты, а после подняла голову и ответила на незаданный вслух вопрос:
— Это могила Валентины… Да-да, та самая могила, которую так и не смогли найти ни полиция, ни родственники. Сто лет минуло с тех пор, но и теперь только избранные знают о ее местонахождении. Теперь ты в их числе…
Мысли Эдуарда были бессвязны и суматошны, ему стоило огромных усилий сосредоточиться на чем-то конкретном. И виной тому была невидимая чуждая аура, исходящая от его спутницы. Лунный свет преобразил её, хрупкая нежность и беспомощность исчезли без следа. Во всем облике девушки проглядывало какое-то невыразимое тёмное совершенство, отличавшее её от обычного человеческого существа. Она по-прежнему ласково, почти любовно поглаживала могильную плиту, выражение её лица постоянно менялось: оно было то печальным и в то же время ласковым, сочувствующим, то невероятно серьезным и задумчивым. Наконец, короткая улыбка тронула губы, и от этой усмешки молодому человеку по-настоящему стало не по себе.
— Почему же на могиле нет имени? — спросил Эдуард, стараясь таким образом отогнать зарождающийся страх.
Екатерина медленно выпрямилась — голова чуть приподнята, тёмные глаза искрятся неподдельной насмешкой, руки расслаблены, левая нога небрежно отставлена.
— Зачем писать на могиле имя того, кто ещё не умер… в общепринятом значении?
И прежде чем Эдуард смог как следует осмыслить услышанное, девушка с невероятной для этого тонкого тела силой толкнула рукой гранитную плиту и та с гулким шуршанием, больно резанувшим слух Эдуарда, сдвинулась с места. Образовался острый вытянутый треугольник мрака. Екатерина вновь присела у гробницы.
— Подойди, взгляни, — сказала она юноше. Тот подчинился, двигаясь, словно безвольная марионетка. Сложись в итоге все иначе, он проклял бы тот час, когда решился заглянуть внутрь гробницы и увидел то, что нашло приют под мертвенной тяжестью гранитной плиты. Это был шаг через грань, разделявшую безумие и здравый смысл.
Его глазам предстало тело, страшно изуродованное, словно побывавшее в пасти самой смерти. Это было кошмарное средоточие гармонии зрелого женского тела и того, что составляет внутреннюю суть человеческого строения. Эдуарда взяла оторопь при виде тонких безжизненных конечностей, в большинстве своем лишенных кожного покрова, проглядывающей сероватой плоти, жил и вен, проступающих костей. Местами этот анатомический театр сменялся поверхностью гладкой кожи, чей удивительный розовый оттенок разительно контрастировал с ужасающим взор зрелищем обнажённого человеческого мяса и костей. Лицо трупа представляло собой страшную застывшую маску открытых нервов, тонкого слоя плоти, челюстей, костей скул и лба; глаза были закрыты мягкой повязкой. Отросшие до шеи редкие, но уже начинающие виться волосы обрамляли этот гротескный лик. К счастью, оно было мертво, мертво уже многие годы… Или все-таки нет… Никаких следов разложения, а тем более тлетворного запаха Эдуард не ощущал.
— Матушка, проснись, — склонившись над телом, ласково произнесла Екатерина. — Матушка, это я…
Болезненное онемение, холодом растекшееся по рукам и ногам… Нереальность, невозможность происходящего, и в то же время гложущее чувство, что все это не мираж или болезненная галлюцинация… Все это Эдуард испытал в ту минуту, когда казавшееся мёртвым уродливое существо конвульсивно пошевелилось, очнувшись ото сна, как оно со свистом, хрипло втянуло в себя воздух, затем приподнялось и выпростало жуткие, обмотанные узкими лоскутами кожи, трясущиеся руки, за края гробницы. С помощью Екатерины оно приняло в могиле сидячее положение. Было видно, каждое движение, каждое едва уловимое соприкосновение с жёсткой поверхностью причиняет ему жесточайшие страдания.
Екатерина осторожно сняла повязку с головы ожившего трупа и стали видны большие, гноящиеся, с темными зрачками глаза, полностью лишённые век. Мороз прошел по коже Эдуарда, когда взгляды их пересеклись. Нескончаемая мука, страдание, слабость и ненависть затаились в самых мрачных недрах души, каким-то невероятным образом вернувшейся в оболочку, которую с трудом можно назвать человеческим телом.
Страница
13 из 17
13 из 17
