Добавить в моё избранное
56 мин, 51 сек 4877
Не так гуманно, не так продумано. Кроме того, там существуют очень жесткие ограничения прав и свобод. Нам же удалось построить общество абсолютной справедливости. Мы просто не позволяем людям страдать. Болеть, мучиться от физических изъянов, разрушаться от старости, медленно угасать от неизлечимых болезней. Задумывались ли вы, как чувствует себя человек с ограниченными возможностями в обществе молодых, сильных и здоровых сограждан. Он страдает, девочки мои. Страшно страдает и молит о смерти.
— Но вдруг кто-то очень сильно хочет жить все равно? Несмотря ни на что? — спросила та же девочка.
— Всем кажется, что они готовы на все, только бы жить. Это инстинкт. Но инстинкты — самое низшее, что есть в человеческой природе. В результате, подобное желание становится лишь минутным порывом. А потом приходят долгие невыносимые страдания. Тем более, даже человек, погибший раньше срока в результате несчастного случая, не перестает существовать. Его органы, согласно закону о донорстве переходят к квалифицированным рабочим и талантливым ученым, нуждающимся в пересадке. Мы можем приносить пользу, делать добро даже после смерти. И в этом есть высшая справедливость…
Рут полагала абсолютно справедливым деление мира на хищников, жертв и наблюдателей. Так учил Проповедник. И Рут вглядывалась в лица своих одноклассниц, прикидывая, какая роль отведена каждой из них. Сама Рут, разумеется, охотник — она это уже доказала. Она охотник высшей пробы. Почти сверхсущество. Та девочка, которая спросила об ограничении срока жизни, болезненно полная, некрасивая, с глупым лицом — годится разве что в наблюдатели. Жертвы должны быть привлекательными. Как Лиза или Джорджина. Хотя с Джорджиной все сложнее. От клана охотников ее отделяет только то, что она не посещала секту Пророка Брэма Стокера, да и вообще любую из вампирских сект — Рут чувствовала своих безошибочно. Впрочем, то, что делала Джорджина было покруче мечтаний жалких прыщавых детишек, разглядывающих постеры «Черного бархата» или «Стальных горгулий».
Администрация, похоже, была совершенно равнодушна к тому иерархическому делению, какое возникло в среде учениц. Девочек оставляли одних в зале для уроков. Они могли обсуждать что угодно, выяснять отношения и даже драться, что случалось, в общем-то, редко. За драками следовало наказание — несколько дней изолятора и штрафные дежурства. Кроме того, нарушителей дисциплины заносили в черный список. Если нарушения повторялись — провинившуюся направляли в терапию. На второй этаж, туда, где располагались больничные палаты. Кроме обычного лечения, там можно было получить помощь психотерапевта или психиатра. Очевидно, именно этого ученицы и боялись более всего. Вначале Рут даже казалось, что легенды про Спящих Девочек навеяны страхом перед проникновенными беседами и психиатрическими тестами. Рут уже случалось подвергаться такому обследованию — в следственной тюрьме Предела, и она сохранила об этом самые худшие воспоминания. Грязные, слишком интимные вопросы и грубые, однобокие выводы врачей. Да, Рут тоже боялась попасть на второй этаж.
Сразу становилось очевидно, что на вершине иерархии девочек своего возраста находится Джорджина. Все, кому от 13 до 15 беспрекословно подчинялись ей. А Джорджина шутила, демонстративно вела опасные разговоры при воспитательницах, раздавала поощрения и подзатыльники, но никогда не переходила черту. В ее компании — VIP-клубе школы-госпиталя — оказались всего шесть-семь девочек. С ними Джорджина секретничала, шепталась в уголке комнаты для уроков. Остальным дозволялось только смотреть издали, пока их не позвали. Но уж та, кого позвали девочки из круга Джо, бежала, счастливая, улыбаясь, в надежде, что ее примут, «зачислят» в высший свет.
Рут наблюдала за всем этим со стороны. Демонстративно старалась не бросаться в глаза. Подчеркнуто находилась в стороне, выражая свою независимость и глубокое безразличие каждым жестом и взглядом. Этому она хорошо научилась сначала в секте, потом в следственной тюрьме для несовершеннолетних преступников. Ни там ни там не приветствовалось излишнее дружелюбие. Проповедник учил, что следует сразу ставить себя несколько выше других. Охотникам не к лицу беседовать с потенциальными жертвами. А Рут считала себя настоящим охотником. Она доказала это. И она доказывает это теперь — одним своим присутствием здесь. И ее заточенные клыки, спрятанные под неудобными коронками, никогда больше не станут человеческими.
Когда Рут окликнули, она обернулась, но не поднялась с места, изобразив, впрочем, вежливую улыбку.
— Рут, иди сюда.
Теперь она подошла. Как Рут и предполагала, ее ждала обычная девчоночья болтовня — мечты и воспоминания. Причем, воспоминания были процентов на 80 вымышленные — это в лучшем случае, а мечты несбыточными на все сто. Она не задавала вопросов, полагая, что в этой компании, как в любом закрытом сообществе есть запретные темы.
— Но вдруг кто-то очень сильно хочет жить все равно? Несмотря ни на что? — спросила та же девочка.
— Всем кажется, что они готовы на все, только бы жить. Это инстинкт. Но инстинкты — самое низшее, что есть в человеческой природе. В результате, подобное желание становится лишь минутным порывом. А потом приходят долгие невыносимые страдания. Тем более, даже человек, погибший раньше срока в результате несчастного случая, не перестает существовать. Его органы, согласно закону о донорстве переходят к квалифицированным рабочим и талантливым ученым, нуждающимся в пересадке. Мы можем приносить пользу, делать добро даже после смерти. И в этом есть высшая справедливость…
Рут полагала абсолютно справедливым деление мира на хищников, жертв и наблюдателей. Так учил Проповедник. И Рут вглядывалась в лица своих одноклассниц, прикидывая, какая роль отведена каждой из них. Сама Рут, разумеется, охотник — она это уже доказала. Она охотник высшей пробы. Почти сверхсущество. Та девочка, которая спросила об ограничении срока жизни, болезненно полная, некрасивая, с глупым лицом — годится разве что в наблюдатели. Жертвы должны быть привлекательными. Как Лиза или Джорджина. Хотя с Джорджиной все сложнее. От клана охотников ее отделяет только то, что она не посещала секту Пророка Брэма Стокера, да и вообще любую из вампирских сект — Рут чувствовала своих безошибочно. Впрочем, то, что делала Джорджина было покруче мечтаний жалких прыщавых детишек, разглядывающих постеры «Черного бархата» или «Стальных горгулий».
Администрация, похоже, была совершенно равнодушна к тому иерархическому делению, какое возникло в среде учениц. Девочек оставляли одних в зале для уроков. Они могли обсуждать что угодно, выяснять отношения и даже драться, что случалось, в общем-то, редко. За драками следовало наказание — несколько дней изолятора и штрафные дежурства. Кроме того, нарушителей дисциплины заносили в черный список. Если нарушения повторялись — провинившуюся направляли в терапию. На второй этаж, туда, где располагались больничные палаты. Кроме обычного лечения, там можно было получить помощь психотерапевта или психиатра. Очевидно, именно этого ученицы и боялись более всего. Вначале Рут даже казалось, что легенды про Спящих Девочек навеяны страхом перед проникновенными беседами и психиатрическими тестами. Рут уже случалось подвергаться такому обследованию — в следственной тюрьме Предела, и она сохранила об этом самые худшие воспоминания. Грязные, слишком интимные вопросы и грубые, однобокие выводы врачей. Да, Рут тоже боялась попасть на второй этаж.
Сразу становилось очевидно, что на вершине иерархии девочек своего возраста находится Джорджина. Все, кому от 13 до 15 беспрекословно подчинялись ей. А Джорджина шутила, демонстративно вела опасные разговоры при воспитательницах, раздавала поощрения и подзатыльники, но никогда не переходила черту. В ее компании — VIP-клубе школы-госпиталя — оказались всего шесть-семь девочек. С ними Джорджина секретничала, шепталась в уголке комнаты для уроков. Остальным дозволялось только смотреть издали, пока их не позвали. Но уж та, кого позвали девочки из круга Джо, бежала, счастливая, улыбаясь, в надежде, что ее примут, «зачислят» в высший свет.
Рут наблюдала за всем этим со стороны. Демонстративно старалась не бросаться в глаза. Подчеркнуто находилась в стороне, выражая свою независимость и глубокое безразличие каждым жестом и взглядом. Этому она хорошо научилась сначала в секте, потом в следственной тюрьме для несовершеннолетних преступников. Ни там ни там не приветствовалось излишнее дружелюбие. Проповедник учил, что следует сразу ставить себя несколько выше других. Охотникам не к лицу беседовать с потенциальными жертвами. А Рут считала себя настоящим охотником. Она доказала это. И она доказывает это теперь — одним своим присутствием здесь. И ее заточенные клыки, спрятанные под неудобными коронками, никогда больше не станут человеческими.
Когда Рут окликнули, она обернулась, но не поднялась с места, изобразив, впрочем, вежливую улыбку.
— Рут, иди сюда.
Теперь она подошла. Как Рут и предполагала, ее ждала обычная девчоночья болтовня — мечты и воспоминания. Причем, воспоминания были процентов на 80 вымышленные — это в лучшем случае, а мечты несбыточными на все сто. Она не задавала вопросов, полагая, что в этой компании, как в любом закрытом сообществе есть запретные темы.
Страница
4 из 17
4 из 17
